– Мне не дотянуться до кармана, – сказала Мэри. – Возьмите деньги сами, а сдачу положите туда же.
Женщина достала из кошелька Мэри золотую монету, попробовала ее на зуб и ухмыльнулась, обнажив в улыбке гнилые зубы. И, подхватив рукой юбки, побежала прочь, перескакивая через глубокие грязные лужи.
Мэри было все равно. Она готова была заплатить любые деньги за один только запах уксуса. Схватив тряпку, она зажала ею рот и нос – два могильщика взяли у них с Жаком гроб. Дворецкий, как она заметила, последовал ее примеру. Его черная кожа посерела.
Могильщики положили гроб поверх шаткой пирамиды других гробов.
– Что вы делаете? – закричала на них Мэри. – Ее нужно похоронить!
– Похороним, когда наберется достаточное количество, – заметил один из могильщиков.
Тут Мэри поняла, что он имеет в виду, и ей снова пришлось зажать рот тряпкой. Неподалеку от них шестеро работников валили гробы в кучу в небольшой канаве, заполненной водой, и, чтобы не всплывали, придавливали их сверху камнями. Позади них еще одна группа могильщиков рыла другую яму.
Мэри собралась было запротестовать, но Жак, взяв за руку, оттащил ее в сторону.
– Пусти меня, Жак. Так нельзя. Ни могилы, ни таблички, это просто бесчеловечно. И все потому, что умершие были рабами. Я этого не потерплю.
– Перестаньте, зелль. Взгляните лучше туда. – Он повернул Мэри в другую сторону, и действительно, по ту сторону кладбищенской ограды гробы точно так же варварски, торопливо складывали в штабеля. – Там хоронят белых, – сказал Жак.
Только оказавшись далеко за пределами кладбища, Мэри положила тряпку с уксусом в карман накидки. Было удивительно приятно ощущать во рту пронизанный дождем воздух. Она легко шагала по тротуару Конти-стрит. Сейчас ей была необходима прогулка.
На сей раз она была одна. Поворчав по поводу того, что даме не подобает гулять без сопровождения, Жак вернулся в дом. Его постоянное ворчание раздражало Мэри, однако она была глубоко тронута преданностью старого дворецкого семье. Мэри направлялась в банк своего дяди Жюльена; она хотела попросить его устроить отъезд слуг. Потрясенные смертью Мишель, все они решили покинуть город.
Точнее, все за исключением Жака.
– Я не оставлю дом мадам Анны-Мари, – отказался он. – Могут забраться воры.
Когда Мэри, увязая в грязи, пробиралась по Дофин-стрит, дождь прекратился. Мэри взглянула на небо и увидела чистый голубой лоскуток, который на глазах становился все больше и больше.
Ее настроение тут же улучшилось. «Небо прояснится, и все опять вернется на свои места, – думалось ей. – Эпидемия наверняка идет к концу».