— Иди готовь, сал-ловыя… — и извиняючись, обернулся к Марату: — Не пил бы — озолотился. Вы не сумлевайтесь, пар не пострадаить. У його по синьке кабы даже не лучше выходит, есть такое… Ну, давайте ужо поглядим…
Поводил руками над Маратовым плечом, едва заметно покалывая редкими касаниями Руки… Да, дядя, мужик ты умелый, не знаю как, но чувствую, — заметил Марат. — А вот мощщи-то в тебе едва насморк унять… Орк осторожно вынул из грамотно завязанного рябиновым лыком мешка травяное колечко, и аккуратно разложив на чистой тряпице, принялся надувать его едва заметным ручейком силы.
— Ты так до утра провозишься. — недовольно буркнул Марат взметнувшемуся было в оскорбленном недоумении орку. — Ладно, остынь. Давай-ка…
Кольцо из трав виделось в истинном зрении как серый бублик, сплетенный из готовых наполниться силой трубочек. Начав его наполнять, Марат прервался — несколько трубочек засветились ярко-синим.
— Эту травку убери и не ложи больше. — вернув обычный взгляд, Марат ткнул в несколько дымящихся травинок.
Ошалевший орк резво выпутал из венка веточки зверобоя, растерянно бормоча:
— Дык всю жисть совали, как заведено, нюжли неправильно учили-та…
— Да твое дело, хочешь слушай, хочешь — нет. Но тебе все ж лучше не класть. У тебя и так силенки немного, а пока зверобоя передавишь, на целенье уже и не остается.
— Благодарствуйте, барин, за науку. Ох ты… — удивленно выдохнул орк, наблюдая, как накачанное силой колечко размазалось в воздухе, трепеща и неярко переливаясь. — От этки так…
— Возьмешь? Или сбавить?
— Дык попробую, барин. Оставь. Грех силу-то зря переводить. — глаза орка хищно загорелись: нет для Знающего слаще соблазна, чем пользование силой, хоть на вершок большей, чем своеродная. — А ну-тко…
Розовый, довольный жизнью и абсолютно здоровый Марат с Хрыкифором дули второй самовар, совершая под чаек обоюдовыгодный бартер. Марат узнавал естественные, сами собой разумеющиеся вещи — для тех, кого учили пользоваться силой с младенчества. Хрыкифор же получил раннюю диагностику и излечение зарождавшегося рака, играючи выдернутого Маратом из подзапущенной печени банщика; мало того — несколько до упора накачанных Маратом золотых колец грели душу орка — столько силы ни разу не попадало в его распоряжение.
— Эт таперича я сколь угодно на ноги поставлю… Хотя нет. Нельзя обнаруживать — с вашим братом энто штука опасная. Как зачнут со стрелок раненых подводами таскать…
— Мудро, Хрыкифор.
— Да нешто… На одном почечуе-то на круг больше выйдет, и спокойнее опять же. С вашими ухо востро надоть, а то враз с пером в боку на Поганьковском проснесси, к жизни вечной… Хотя какие они «ваши», а, барин?