Лили обернулась на звук открывающейся двери. Вошла Меро, неся курицу в клетке и мешок за плечами. Она шла, потупив взгляд, и не подняла глаз, пока не опустила свою ношу на пол и не расставила припасы на полке, встроенной в нижнюю часть грубо сколоченного сооружения, служившего, как догадалась Лили, кухонным столом. Впервые у нее появилась возможность рассмотреть свою хозяйку при относительно ярком освещении. Меро можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Высокая, угловатая, костлявая, она двигалась медленно, но не по-старушечьи свободно. Ее лицо, темное, как дубленая кожа, избороздили глубокие морщины. Коротко остриженные седые волосы прилегали к голове подобно шлему. Нос у нее был как у настоящей колдуньи – загнутый и заостренный книзу, а маленький, тонкогубый рот обнажал в улыбке немало дыр на месте выпавших зубов. Но карие глаза своей кротостью напоминали взор Богородицы. Вот она взглянула на Лили, и та была поражена, увидев во взгляде старой женщины застенчивое ожидание. Меро хотела знать, что она скажет о доме, вернее, о стене, сообразила Лили.
Она беспомощно развела руками.
– Это выглядит.., просто сказочно!
Старческое лицо Меро преобразилось, просияв щербатой улыбкой. Лили увидела в нем столько доброты, что ее хватило бы на отпущение всех грехов, на прощение любых человеческих слабостей и безумств. Слезы хлынули у нее из глаз сами собой, безо всякой видимой причины.
– Я устала, – пробормотала она в виде извинения, смущенно вытирая щеки.
– Когда ты ела в последний раз? Лили задумалась.
– Позавчера – Присядь, дитя. Вымойся и обсушись, вон вода в кувшине, да забирайся под одеяло. Я приготовлю чай.
Лили сделала, что было ведено, радуясь возможности наконец-то выбраться из промокшего шелкового платья и белья, сбросить туфли и чулки. Она вымылась у огня, вытерлась ситцевой тряпицей, служившей полотенцем, и голышом забралась под одеяла на шуршащий тростниковый тюфяк, который Меро успела подтащить поближе к очагу. Кто-то заскребся в дверь: старуха открыла ее и впустила Габриэля. Бесстрастно оглядев Лили, он сделал перед очагом два небольших ритуальных круга и наконец улегся с довольным зевком.
Меро протянула ей чашку чая и горку теплых овсяных лепешек на тарелке, а потом и сама устало опустилась на тюфяк рядом с Лили. Та быстро подвинулась, уступая хозяйке ту половину постели, что была ближе к огню.
– Нельзя тебе спать нагишом, замерзнешь. Ты шить умеешь?
Задавая вопросы, Меро стянула через голову свое черное платье и аккуратно сложила его в виде подушки. Под платьем на ней была шерстяная фуфайка и панталоны.