У меня перехватило дыхание. Он явно не собирался оставить меня в покое. Если я не придумаю, что сказать о Клариссе, его внимание переключится на мою особу. Этого я не могла ни в коем случае допустить.
— Она — интеллигентное дитя, хотя, как я уже говорила раньше, в ее знаниях есть некоторые пробелы.
Он нетерпеливо поморщился.
— Я отлично осведомлен о степени ее образованности. Это вина проклятых гувернанток, их было так много. Мне интересно, что Вы думаете о ней самой.
Он сверлил меня взглядом, и мне стоило больших усилий не сжаться в комок. Глубоко вздохнув, я начала снова:
— Как я говорила, она интеллигентна, и мне кажется, что у нее доброе сердце. Но она производит впечатление очень одинокого ребенка, чувствительного, с богатым воображением. Для таких детей старые темные дома, изолированные от соседей огромными массивами болот, — не лучшее место. Возможно, если бы была жива ее мать…
Я запнулась, испугавшись, что коснулась больного места, но выражение его лица не изменилось и по-прежнему было отчужденно-спокойным. Я решила продолжить.
— Если бы рядом была мать, Кларисса получала бы любовь и поддержку, в которых она так нуждается, чтобы бороться с одолевающими ее страхами. Вместо этого ребенок видит постоянно меняющихся гувернанток; их частый приезд и отъезд очень неблагоприятно влияет на ее здоровье.
Я остановилась, не договорив, что он сам не смог дать девочке нужную ей поддержку.
— Как? — спросил он, видя, что я кончила говорить. — И ни одного упрека в адрес отца? Я уверен, что Вы не одобряете мою роль в воспитании ребенка, не так ли?
— Я видела вас вместе только один раз, — отпарировала я, втайне удивившись, как точно он прочитал мои мысли и теперь использовал их против меня.
— Пока я не могу высказать определенного мнения. Но если Вы настаиваете…
— Настаиваю.
— Вы производите впечатление заботливого отца Кларисса безумно Вас любит, просто обожает.
Он задумчиво скреб большим пальцем небритый подбородок и одновременно не сводил с меня глаз, как коршун, стараясь не упустить жертву. К моему великому отчаянию, он хорошо осознавал, как неловко я себя чувствую под его пристальным взглядом. Это его забавляло, он улыбнулся и лениво скрестил ноги, приготовившись к долгой атаке. Я была напряжена до предела, сидела, неестественно выпрямив спину и сжав ладони, он же казался абсолютно спокойным и раскованным.
— Так Вы считаете, что я плохо забочусь о ребенке? — сказал он после долгой паузы. — Буду считать, что пока это единственная область, где меня не обвиняют во всех смертных грехах.