Вместо этого тот поклонился и произнес:
– Пусть столь же щедрое благословение леди Весны осенит вас, молодой господин, сколь щедры оказались вы сами по отношению к бездомному бродяге.
Если бы юный солдат отличался большим умом, он заметил бы насмешку в словах Кэсерила, и тот получил бы хороший удар плеткой по лицу. Но это было маловероятно, судя по быкообразной внешности гвардейца, ибо таковая редко предполагает наличие разума, не уступающего мощностью мускулатуре. Лишь капитан раздраженно скривился, но ничего не сказал, только покачал головой и жестом приказал колонне двигаться дальше.
Если знаменосец был слишком горд, чтобы копаться в грязи, то Кэсерил для этого слишком устал. Он подождал, пока проедет багажный обоз, затем обслуга, и только когда скрылись из виду замыкавшие отряд мулы, с трудом наклонился и выловил маленькую искорку из студеной воды, набравшейся в след от лошадиного копыта. Шрамы на спине болезненно натянулись. «О боги! Я действительно двигаюсь, как старик!» Он выдохнул и выпрямился, чувствуя себя скрюченным столетним дедом. Или дорожной грязью, которую оставляет за собой Отец Зимы, когда покидает мир, – подсохшей сверху, но жидкой внутри.
Он протер монету – маленькую, хоть и золотую – и достал свой пустой кошелек. Уронил тонкий металлический диск в голодный кожаный рот и услышал одинокое звяканье. Затем вздохнул, спрятал кошелек. Теперь разбойникам снова есть чем поживиться. Появилась причина опасаться. Он вышел на дорогу и задумался о своей новой ноше. Почти не ощутимой. Почти. Золото. Искушение для слабых, утомительная обуза для мудрых… чем оно было для того здоровенного волоокого знаменосца с неомраченным раздумьями челом, смущенного своей случайной щедростью?
Кэсерил окинул взглядом однообразный пейзаж. Ни деревьев, ни других укрытий было не видать, только редкие кусты, голые ветви которых казались на солнце серыми, росли по берегам протекавшей неподалеку речушки. Единственным более или менее пригодным убежищем была заброшенная ветряная мельница, стоявшая на холме слева от дороги. Крыша ее провалилась, крылья сломались и сгнили. Но… хоть что-то.
Кэсерил свернул налево и начал взбираться на холм. Не холм – пригорок по сравнению с теми горами, что он преодолел неделю назад. Подъем, однако, отнимал последние силы, и Кэсерил чуть не повернул обратно. Ветер здесь задувал сильнее, толкал в грудь, свистел над землей, вороша серебристо-соломенные пучки высохшей прошлогодней травы. Кэсерил укрылся от жестокого ветра внутри мельницы и, держась за стену, с трудом поднялся по шаткой скрипучей лестнице наверх. Выглянув в окошко, он увидел внизу на дороге скачущего обратно всадника. Не гвардеец – кто-то из слуг. В одной руке он сжимал поводья, а в другой держал здоровенную дубину. Хозяин послал, дабы вытрясти из бродяги нечаянно утраченный золотой? Всадник скрылся из виду, но через несколько минут появился снова, явно пребывая в недоумении. Он остановился у грязного ручейка и привстал на стременах, оглядывая пустынные окрестности. Затем, разочарованно покачав головой, пришпорил коня и ускакал вслед за отрядом.