Нет, как не напрягайся – обмануть себя не получится. Подушка слишком велика, можно утонуть, под пальцами гладкое тонкое полотно, а не тканое покрывало, и запах другой: смесь пыли, въевшейся в тяжелые занавеси и портьеры с добавлением каких-то духов. Диант вдруг понял, что и в его комнате воздух был иным, и приоткрыл веки, для того, что бы убедиться, что мир опять не пожелал дать ему даже малюсенькой поблажки.
Помпезная опочивальня, в которой он лежал, была еще не его тюрьмой, но несомненно ее преддверием. Смешно даже предположить, что побег, пусть не планируемый заранее и неожиданный для него самого, будет расценен как невинная шутка, за которую ему погрозят пальчиком, пеняя на недостойное принца поведение… Несомненно, его запрут куда-нибудь, понадежнее Шпассенринка.
При этой мысли, грудь прошила тонкая острая игла, горло перехватило: я же не выдержу больше!… Но до глаз слезы не добрались. Диант зажмурился и свернулся, пытаясь укрыться от безжалостной действительности хотя бы одеялом. Почему он не имеет права, хоть умереть на свободе, а не среди стен, смыкающихся над ним могильным склепом? Почему он вообще не умер – всем, включая его самого, стало бы только лучше…
Он вздрогнул и вскинулся, когда лба коснулась прохладная ладонь.
– Ди? – бесшумно появившийся Дамир сел рядом.
Чародей выглядел усталым и грустным. Серебряный венец он снял, но даже без такого украшения его высокое положение было очевидно.
А это значило, что за их встречей стоял король. Диант молчал, опустив голову, но очень хотелось спросить зачто: чем бы он не успел разочаровать волшебника, для чего было обманывать? И зачем тот теперь сюда явился? В чем бы он ни был виноват, но ему же тоже бывает больно…
– Ди, как ты чувствуешь себя? Голова не кружится? – встревожено спросил Дамир: поле мальчика было нестабильным и прерывисто мерцало.
– Немножко, – выдавил Диант.
От слабости подташнивало и покачивало, но дышать сегодня было все-таки легче. Только сердце тяжело, словно нехотя, ворочалось в груди.
– Ляг обратно. И тебе поесть не мешало бы…
– Не хочется… – прошелестел тусклый безжизненный ответ.
– Ди, ты обещал верить мне, – стараясь справиться с волнением, Дамир осторожно сжал его руку, – Если кто-нибудь попробует тебя обидеть, мы просто уйдем.
Диант потрясенно вскинул на него недоверчивый взгляд, думая, что ослышался, – но направленные в пространство синие глаза, в которых словно в зеркале отражалась вся его боль, были серьезны и абсолютно искренни.
– Можно… – робко вырвалось жалобное, – сейчас…
Дамир вдруг ощутил неподдающийся описанию приступ обжигающей злобы: на себя, на весь белый свет, на всех тех, кто умудрился затравить ребенка до такой степени. На какой-то миг он даже утратил способность различать опалесцирующие поля, так что можно было сказать, что гнев был ослепляющим.