Рассеивается утренний туман. Все гуще шум пробуждающегося города… Мир опустел и превратился в бесконечный заглохший пустырь.
Седьмой месяц…
– Друг-то твой не дождался революции, – | ехидно замечает маляр.
– А ты не дождался лавочки, – отвечаю я. – На днях околеешь. Карета ждет тебя! – говорю я зловеще.
Бормоча проклятия, он отходит от меня. Я не в силах больше терпеть. Эти пять долларов сводят меня с ума. Ждать или проесть?! Может, и я на днях неожиданно заболею, умру, и мои пять долларов впрок не пойдут. Разговаривая вслух и обращая на себя всеобщее внимание, я плетусь к бирже. В последний раз я хочу взглянуть на рожу «акулы», убедиться в бесцельности ожидания работы. Глупо и бессмысленно хранить пять долларов! Получить работу – так же безнадежно, как надеяться найти на улице бриллиант. Рассуждая, я незаметно очутился у биржи. Народу меньше и на лицах беспросветная тоска и апатия. Нет! Больше ждать я не буду. Сегодня же съем, загуляю! Закажу ростбиф, бифштекс, пудинг и виски!.. Весь свой капитал, все пять долларов! Сразу! В один присест! В последний раз я подхожу к перегородке, но так решительно, что «акула" удивленно вскидывает на меня свои серые колючие глаза. В это время звонит телефон.
– Хорошо! Адрес?
«Акула» что-то записывает, кладет трубку.
– В чем дело? – обращается он ко мне.
– Работы!
– А деньги есть?
– Есть, есть! – встрепенулся я. – До сегодняшнего дня хранил!
Владелец биржи испытующе смотрит на ценя.
– Есть деньги! – торопливо повторяю я, вкладывая в это слово всю душу, всю боль, все мои чаяния и надежды. Как он медлит с ответом! Каждая секунда – вечность. А вдруг – раздумает? Он переводит глаза на группу других безработных, шныряет по их лицам. От нервного напряжения я готов кричать и топать ногами.
– Ладно! – слышу я наконец. – Заходи. Я бегу за ним в другую комнату. Он садится на стул.
– Тридцать долларов в месяц, – говорит он.
Тридцать долларов, жалованье ничтожное, но время такое, что раздумывать не приходится.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Деньги! – командует он.
Я вынимаю кошелек. «Акуле» полагается десять процентов с месячного жалованья. Это означает три доллара. Мне, следовательно, еще остается два доллара на еду, подкрепить себя перед работой. Отлично. Трясущейся рукой я кладу на стол три доллара.
– Мало! – слышу я жесткий голос.
– Десять процентов, как полагается… – бормочу я.
– Мало! – Он собирается подняться со стула. Я быстро кладу еще доллар.
– Мало! – в голосе раздражение и угроза. Он встает.
Я кладу свой последний доллар.
– Все! – и выворачиваю наизнанку кошелек. Он поворачивается ко мне спиной.