Дальше он высматривал уже не ее, а одноруких бандитов, дежурящих на стратегических перекрестках — и даже перестал кормить их серебряными подметками. Сомнений не оставалось: розмарин слева — иди налево, розмарин в центре — иди прямо, розмарин справа — поворачивай направо. И они никогда не уходят со своих мест, вне зависимости от того, сколько раз дергаешь ты ручку и какие другие картинки появляются в окошках. А второй розмарин просто не появляется никогда, ни при какой погоде.
— Потрясающая штука. Ну прямо как дорожные знаки в старой английской игре «Жулики и бродяги». Хотел бы пожать руку тому гению, который это придумал.
Очередной однорукий бандит указал дорогу с той же охотой, что и предыдущие.
— Ведь это кто же из фраеров сообразит? Случайные лохи? Скажут «не везет», пожмут плечами и двинут дальше. Комиссия? А им то что? Им лишь бы выручка была побольше. И не копы, разве придет в их дубовые головы, что какой-то там цветочек шепчет «suivez-moi»?[58] Чудо, что я-то допетрил.
Как я неоднократно подчеркивала, Роуг совершенно не осознавал седьмого своего чувства, своего видения.
Он увидел спину и-Шу еще раз — женщина как раз исчезала в двери какого-то покосившегося от ветхости павильона. В двери, над которой были изображены три розмарина — выцветшие, облупившиеся, но до сих пор различимые.
— С первым этапом покончено, — сказал себе Уинтер и взглянул на часы.
— Остается еще пять часов. Ну и как же нам приступать ко второму этапу? Если здесь малина ихней инвалидной команды, охрана должна быть серьезной, и прямо вот так соваться со взятками вряд ли стоит. Ну хорошо, не стоит, а что же стоит? Господи Исусе, да что это я, совсем отупел? Как же к ним подъехать?
Некоторое время он усиленно думал, а затем удовлетворенно кивнул.
— Да, конечно! Сделаем, как с мамонтами. Не имеет смысла пытаться их перехитрить, там же очень ушлые ребята — вон какую хохму с бандитами придумали. Пусть они играют по моим правилам — может, я и не такой ушлый, но что-нибудь такое соврать или пыль в глаза пустить — это всегда за милую Душу.
Уинтер бегло осмотрелся в поисках материала для импровизации. Павильон располагался на грязной оживленной площади, окруженной магазинами, магазинчиками, конторами…
Чайный домик, внутри играет музыка. Похоронное бюро, предлагающее «Доски для преклонного возраста» и «Одежду для преклонного возраста» — гробы и саваны, если перевести эти эвфемизмы с джинковского околичного языка на нормальный.
Шроф, то есть меняла. Вход занавешен своеобразными бусами из медных монет, которые еще мельче по достоинству, чем Большие Деньги.