Яркий свет невидимого солнца прорвался сквозь отверстие в иссиня-серых облаках, залив все расплавленным серебром, и Рене, благоговея, увидел, как по лучу, словно по тропе, к ним идет стройный воин в развевающемся плаще, несомненно, эльф. Залиэль вскрикнула и бросилась навстречу. Рене промедлил лишь секунду и кинулся следом. Поздно. Наваждение исчезло, озверевший ветер вновь трепал стоящий на якоре корабль, а за бортом, куда шагнула эльфийка, среди волн мелькнула аспидно-черная туша кэргоры.
Кто бы ни поднял эту странную бурю, он знал, что делает. Лишенный магической защиты корабль долго не продержится. Они обречены. Единственным утешением было выражение, мелькнувшее на лице Залиэли до того, как ее заставили кинуться в море, показав ей образ Ларэна. Если ее торжество было вызвано заблуждением, миражом, то весь их поход оказался страшной, гибельной ошибкой, но Рене отчего-то казалось, что одно с другим не связано. Да, Залиэль обманули, и она погибла, но перед ее смертью произошло что-то очень важное, что-то, заставляющее думать о победе, которую — Первый Паладин Зеленого Храма Осейны отдавал себе в этом полный отчет — он увидит вряд ли. Выстоять против такого шторма было бы не просто, даже окажись они далеко от гиблых мест и будь неистовый ветер просто обычным ветром.
Рене уже несколько раз казалось, что дальше некуда, но шторм продолжал крепчать. Ветер, равного которому никто не мог припомнить, бросался на отчаянный корабль с какой-то осмысленной яростью, достойной живого и разумного существа, он выл и свистел в такелаже и мачтах, гнул стеньги, тряс и пытался сорвать шлюпки. Приходилось потравливать якорные цепи, натягивавшиеся при сильных порывах в струну. «Созвездие» при этом подавался назад, по направлению к странному, лишенному волн месту, и моряки подсчитывали время, остававшееся до того, как корабль сорвется с натянувшихся гудящих цепей и ринется навстречу неизбежному. Мотало все сильнее и сильнее. К реву ветра и волн примешивался тревожный жалобный скрип: несчастный корабль то уходил носом в воду, то выныривал, отряхиваясь при подъеме, как гигантская утка.
Рене стоял на мостике, цепко держась одной рукой за поручни, в другой у него был рупор. Ветер бил в лицо, пронизывая до костей небывалым для этих широт могильным холодом, но адмирал, казалось, этого не чувствовал. Он был серьезен, сосредоточен и внешне совершенно спокоен. Аррой не раз штормовал в открытом море и видывал бури, не так уж и уступавшие нынешней. Если бы не магия, не это проклятое пятно неподвижного тумана, к которому шторм изо всей силы толкал корабль, он был бы почти спокоен. «Созвездие» делали лучшие мастера, и корабль был приспособлен к тому, чтобы сутками с задраенными люками и под штормовыми парусами носиться по беснующемуся морю, будучи столь же непотопляемым и вертким, как хорошо закупоренный бочонок.