– Он вернулся к ней? – спрашивает Геркулес и отбрасывает ненужный камень.
– Конечно, вернулся. Космические миры и бездны, межзвездные путешествия и приключения он променял на прозябание в захудалом мирке – рядом с ней.
– Я слышал похожие истории, – говорит Геркулес. – Одна была про сержанта Жака со «Святой Февелины», другая – про Фила Бешеного Буйвола. Многих эти байки пугают. Но не меня. Нет такой силы, что могла бы отбить у меня тягу к приключениям. Нет ничего, что отвратило бы меня от вольной жизни.
Сказав так, Геркулес проходит мимо старика, сидящего посреди улицы на рассохшемся стуле.
– Ухарь тоже так думал, – шепчет старик и качает головой. – И Жак, и Фил. Я помню их… Помню, как они впервые шагали по этой улице… Помню скрип двери… И помню, какими возвращались они назад…
Геркулес не слышит его. Он уже видит большую алую розу, подсвеченную круглым фонарем. Он читает вывеску: «Тугой бутон розы».
Единственный бордель во всех известных мирах, где можно купить человеческую женщину.
Не механическую силиконовую подделку с электронной начинкой. Не виртуальную бездушную красотку, чей образ проецируется компьютером в мозг. Не зеленокожую, приторно пахнущую аборигенку с Зитана-6. Не бритого примата с дельты Драконис. Не раскрашенного транссексуала с планеты Развлечений. Не контрабандных оргазмий, искусственно выведенных в каком-то из миров Темного Пространства.
Нет.
Настоящую. Человеческую. Женщину.
Только здесь – в Фиштауне, единственном городе Грозовой Планеты.
Не на Земле, где случайно родившиеся девочки меняют пол, едва достигнув совершеннолетия, где процесс зачатия идет под микроскопом, а эмбрионы развиваются в инкубаторах Центров Воспроизводства. Не на Зеббе, где воинственные амазонки не допускают к себе мужчин, а совокупляются с полуразумными ящерами. Не на Укросе, где Культ Чистоты позволяет людям заниматься любовью лишь дважды в жизни – и сила внушения так велика, что человек, совокупившийся в третий раз, погибает мучительной смертью. Не на Отапи, где вот уже несколько сот лет детей штампуют клонировочные машины, а отказавшиеся рожать женщины давно превратились в уродливых бесполых существ.
Только здесь…
Целую минуту Геркулес стоит перед зеркальной дверью заведения мамаши Ти. Он видит свое отражение, он чувствует, как бешено колотится сердце, – и не понимает отчего. Ему немного страшно – и он ругает себя за необъяснимую слабость.
Затаивший дыхание старик, не оборачиваясь, напряженно ждет, скрипнет ли дверь. Руки его замерли на холодной стали карабина.
Мамаша Ти, рыхлая и колченогая, смотрит сквозь стеклянную дверь на могучего молодого красавчика и радушно улыбается ему, хотя знает, что он не может ее видеть. Потом она переводит взгляд на своего мужа, сидящего посреди улицы на старом стуле.