Обычный человек мог бы принять его за мертвого — не шевелятся губы, не вздымается грудь. Даже сердце бьется едва-едва, так что пульс наверняка можно было бы прощупать с трудом. Будь мы в освещенном помещении обычный человек так же заметил бы и неестественную бледность его лица, и чуть кровоточащие десны — первый симптом тяжелой лучевой болезни. Но в темноте Безмолвия цвет лица не разобрать. Его могу увидеть только я, углубив порог зрения и нырнув в инфракрасную область спектра. Сергей холоден, словно лед — я не вижу бега горячей крови в капиллярах под кожей лица. Я с трудом слышу его сердце, с трудом различаю его дыхание на фоне холодного воздуха. Но все же он жив, пусть и страшно избит, отморожен и облучен.
— Где ты нашел его? — спрашиваю я, заглянув в глаза Эзука. Жаль, мое инфракрасное зрение не дает возможности определить их цвет.
— Об этом позже. — отвечает он. — Когда мы будем в безопасности…
До ворот завода, перед которыми лежит на боку дымящийся танк и копошатся вокруг трофейного БТРа солдаты, остается не больше полусотни метров. И только сейчас я понимаю, какой опасности мы подвергаемся. Кто-нибудь из солдат, не важно, с чьей стороны, вполне может шарахнуть по нам из миномета. А что, их вполне можно понять — Мадьяровцы могут выстрелить просто с перепугу, а наши — увидев, что в ворота завода намеревается тихо и мирно втечь беличье воинство. Уж если бегуны боятся этих адских созданий, то что говорить о простых людях? Сомневаюсь, чтобы они горели желанием пустить эту свору в завод. Да и я, кстати говоря, тоже…
— Эзук, — говорю я, — Ты, ведь, не собираешься провести этих тварей в завод?
Опоясывающие нас кольцом белки неожиданно поднимаются на задние лапы, громко шипя на нас. Хотя нет, вернее на меня одну. Могут ли они понимать человеческую речь? Или, хотя бы, чувствовать интонацию?
— Тише, Ира, тише. Пусть они и твари, но твари Божьи, как и все мы.
Белки утихают, вновь опускаясь на все четыре лапы, и продолжают свое шествие, гордо вытянув пушистые хвосты.
— Нет, конечно, — продолжает он, — Они проводят нас только до ворот, а потом уйдут восвояси.
— Как ты управляешь ими?
— Я не управляю. Я просто попросил их проводить меня.
— Они не причинят никому вреда?
— Нет. Я попросил их и об этом.
Бред! Форменный бред! Попросить белок Безмолвия не убивать людей… Он или чудотворец, или сумасшедший. Скорее второе, о Боже мой, почему же так хочется верить в первое?!
До ворот остается совсем немного. Проем занят полутора десятками солдат, разглядывающих нас в объективы ночных прицелов и биноклей. Они удивлены, поражены, но не опускают автоматов, нацеленных на нас.