В Доме было тепло — теплее даже, чем у Хранителя и пусто. Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага — откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна — мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было — почему-то на середине комнаты и светилось оно тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.
Женщина тихонько сказала Улиссу:
— Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.
Он зашипел на нее, и она замолчала. Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:
— Садись…
Я поглядела на женщину — она прикусила губу и отвернулась.
Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.
Я села и сказала:
— У вас неправильное окно. В него ничего не видно.
Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Женщина продолжала стоять у меня за спиной, и мне это не нравилось.
Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет — сам по себе, честное слово! — такой шарик на гибкой ножке.
— Я буду тебя спрашивать о разных вещах, — сказал он, — а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?
Я сказала:
— Не пойдет.
— Почему? Что опять не так?
— Пусть ваша баба встанет так, чтобы я ее видела.
Конечно, замечания старшим делать не положено, но разве я виновата, что он так и не научил ее прилично себя вести?
— Диана, пожалуйста, — сказал он. Женщина, пожав плечами, прошла вперед и встала, облокотившись о гладкую поверхность этой их чудной полки.
— Теперь можно? — покорно спросил он.
— Ну…
Это оказалась одна сплошная глупость — он спрашивал меня о вещах, которые знает каждый ребенок — что мы делаем, как живем, что положено или не положено, а я должна была отвечать — вопросы следовали один за другим, все быстрее, быстрее, я уже не успевала ворочать языком, как вдруг он сказал:
— Пожалуй, хватит.
— Вам что, — спросила я, — больше делать нечего?
Нет — я была права, они точно не в себе. День в разгаре, а они, вместо того, чтобы охотиться, готовить землю к весеннему севу или работать по дому, сидят в пустой комнате — два взрослых, здоровых человека и занимаются такими глупостями!
Я уже хотела встать и спросить — отвезет ли он меня теперь домой, как вдруг окно осветилось и на нем замерцали какие-то разноцветные полосы. Я сказала: