– Я посвящу вам стихи, – пообещал Боб Синтии, которая полулежала на переднем сиденье его «волги»-пикапа и не отрываясь смотрела вперед. – Я их уже написал сегодня утром. – Когда Боб мог это сделать, Луиза так и не поняла – насколько она помнила, они до полудня спали валетом на неудобной узкой кровати с низкими деревянными спинками, и у Боба дурно пахло от ног. – Осталось только отвезти в редакцию газеты. Я посвящаю их всем американкам, ибо вижу вас квинтэссенцию женского начала, от библейской Евы и до современниц. Вы – американская Татьяна Ларина, увиденная глазами русского поэта-космополита, обретшего второе дыхание благодаря перестройке и гласности. Я назову его «Девушка из страны Вирджиния».[20] Просто до гениальности. – Он обернулся к Луизе. – Если бы я не был женат, я стоял бы сейчас на коленях в снегу и просил у вас руки вашей… младшей сестры.
Вечером Боб повез Луизу на какой-то фуршет. Синтия осталась в отеле: Боб договорился с неизвестным фотокорреспондентом, чтобы тот поснимал ее для какого-то журнала.
Луиза валилась с ног от усталости, но держалась. Она была потрясена вниманием, оказанным ей на приеме в честь одного из самых известных русских модельеров. Подчас ей казалось, будто прием устроен ради нее – глаза слепили магниевые вспышки, бокалы с шампанским многократно позвякивали в честь ее красоты и благополучия. Боб то и дело хлопал Луизу по плечу и называл «my fair lady».[21] Он повторил несколько раз, что, несмотря на свою напряженную творческую работу и политическую деятельность на благо перестройки, он готов найти время и проведать своих лучших друзей, даже если они живут за океаном.
– Только пришли мне билет. Заказным письмом, – повторял он, склонившись к уху Луизы. – У нас большие проблемы с авиабилетами. Ты присылаешь мне вызов и авиабилет…
Когда Синтия заявила, что выходит замуж, Луиза чуть не упала в обморок. С одной стороны, это означало, что она наконец будет свободна. Но с другой…
Уж больно эти русские загадочные.
Фотограф Миша снимал ее дочь сначала в номере отеля. Он балдел от находки, подсказанной ему самой Синтией, – роскошный мех, обнаженное тело, длинные волосы, ноги в сапогах выше колен, пушистый темный треугольник волос под мраморной белизной живота…
Синтия оказалась прирожденной фотомоделью, страстно отдающейся объективу. Миша свозил ее к знакомому модельеру в меховое ателье. Они не спали целые сутки. Вернувшись на рассвете в отель, Синтия сообщила Луизе свою новость, стоя на пороге их люкса, – босая, в белоснежной песцовой шубе до пят.