Анн отнесла поднос матери, помогла ей усесться в кровати, подложив под спину подушки. Войдя следом за ней, Пьер ожидал приговора. Эмильен смерила его взглядом, однако ничего не сказала. Заметила ли она перемену? После облегчающего укола лицо ее выглядело мирным. Она поднесла ко рту сэндвич, зубы медленно погрузились в мякиш. Чтобы оторвать кусок, ей пришлось наклонить голову. Она медленно прожевала. Щеки ее порозовели.
– Тебе нравится? – спросила Анн.
– Да, – ответила Эмильен. – Очень вкусно.
Пьер присел на край кровати, нежно, однако искоса посмотрел на жену, опасаясь ее гнева. Потом неловко прилег, ноги его повисли, голова уперлась в подушку. Анн подумала, что он не понимает истинного состояния матери. Ей вдруг показалось, что Эмильен для него не серьезно больна, a просто устала. Отсюда и эти его мужские выходки. Неожиданно он взял ее руку и поднес к губам. Долгий поцелуй, как прежде. Эмильен нахмурилась. Он бережно положил ее руку на покрывало.
– Сегодня после обеда Анн встретила Марка, – сказал он.
Лицо Эмильен осталось безучастным. Ей говорили об ушедшем мире.
– Хм, – буркнула она безразлично. – Он что, в Париже?
– Да, – сказала Анн.
– И как он?
– Все такой же.
– Сколько времени прошло с тех пор? Три года? Четыре?
– Три, мама. Я пригласила его на обед.
Эмильен посмотрела на Анн с любопытством, будто вновь обрела интерес к жизни близких.
– Ты правильно сделала, – сказала она.
И взгляд ее потух. Она не могла больше думать ни о ком, кроме себя. Собственная боль заполняла все, что раньше принадлежало семье. Она отодвинула тарелку, на которой остался один сэндвич. Печеное яблоко даже не попробовала.
– Вам нужно спешить с ужином, – сказала она. – Не то вы опоздаете к началу пьесы.
– Какой пьесы? – спросила Анн.
– Как? Я утром сегодня тебе о ней говорила. По телевизору показывают «Виндзорских проказниц». Должно быть великолепно…
Телевизор стоял в углу на вращающемся столике. В его большом, как у циклопа, матовом глазу отражался свет лампы, стоявшей в изголовье ее кровати.
– Хочешь, я пока новости включу? – спросил Пьер.
– Нет, никаких новостей… Анн, дорогая, поставь мне судно…
Пьер вышел, оставив Анн в комнате. Немного погодя она тоже пришла на кухню. Они поужинали на сервировочном столике. Салат, колбаса. Пьер ел с аппетитом. Анн подумала, что ему можно подавать одно и то же триста шестьдесят пять раз в году и при этом не слышать никаких упреков. Сидя между раковиной и холодильником, он смаковал пресную колбасу, как если бы поглощал паштет из гусиной печени. Ощущал ли он вкус к тому, что ел, чем жил? Не делал ли он все это как обычно, по привычке? Отец выпил большой стакан вина и пробормотал: