— А конь где?
— А не нужен он боле мне был, — хохотнула я. — Ну сам посуди, люди меня позвали не шибко богатые, за лечение конём могли заплатить, а серебра у них не больно-то водилось. Ну и взяла я. А дале-то зачем его держать? Как возвращалась я, близ Огхойи, гляжу, на восток табун гонят. Подошла я к табунщикам, предложила им коняшку свою, Гиуми. На пятнадцати докко сторговались. Зачем он мне дома-то?
Одна живу, некогда за конём ухаживать. Да и не дело это — вечно лошадь в стойле держать. Конь на то и конь, чтобы скакали на нём или запрягали…
— Тётушка, — поморщился Аргминди-ри, — ну нельзя же так! Сдаётся мне, что укрываешь ты этого своего Аалану, собою выгораживаешь. Не пойму я, зачем тебе то нужно? Ты ведь пожилая женщина, мне в бабки годишься. Неужели так страстью к нему воспылала?
— Ты глупостей-то не говори! — топнула я ногой. — Даром что ты светлый держатель да племянник государев! А всё одно не смеешь меня, почтенную женщину, в таком подозревать. Надо же выдумать… Воспылала… Ты мне, Аргминди-ри, отчего не веришь? Оттого, что безумием почитаешь веру в Истинного Бога. А меня безумицей счесть не можешь, я же не визжу, пеной не брызгаю, по полу не катаюсь, говорю здраво. Только хочешь ты или не хочешь, а придётся тебе понять, что вера моя — правильная, и не отрекусь я перед нею ни за что. Ибо сказал Бог вестникам своим, что кто отречётся от Него перед людьми, от того и Он отречётся в небесном царстве Своём.
— Что же мне делать? — протянул он с грустью, и на мгновение увидела я в нём того прежнего мальчишку, нервного, избалованного, но с неиспачканной ещё душой.
— Государь послал меня изловить вдохновителя смуты и как можно скорее в столицу доставить, для жестокой казни. Я верен своему дяде и государю. Хорошо бы Хаонари поймать, да это дело долгое и трудное. А надо быстро. Да и мало одного Хаонари, в столицу уже весть ушла, что исполнитель он, но никак не вдохновитель, не источник зловерия. Аалану этого твоего искать надо, а ты помочь следствию не хочешь. Тебя, что ли, в деревянной клетке везти в столицу? Надо мной же смеяться будут — бабку дряхлую притащил.
— Не бабку дряхлую, — оборвала я его, — а вестницу Бога Единого, Бога Истинного, Спасителя мира. И уж будь уверен, я в столице о Боге возвещу всем, до кого голос мой долетит.
— Опомнись, тётушка, — терпеливо заговорил он. — Ну зачем тебе это? Ладно, могу понять, кто-то давно соблазнил тебя этой странной верой, и ты отвергла наших богов… В столице, знаешь, тоже многие над богами смеются… но не в открытую же! Наедине с друзьями… но чтобы народу возвещать? Сама подумай, даже если и нет на самом деле их — светлого Хаалгина, Хозяина Молний, Господина Бурь… если это только, как говорит мудрец Имиагон, символы природных стихий… всё равно ведь народу они нужны. Они дают надежду, удерживают от ропота и волнений… а как красивы торжества в их честь… сколько высечено прекрасных статуй, какие восхитительные сочинены о них стихи и гимны… так зачем, возвещая этого самого твоего неведомого Бога, разрушать народную веру? Веришь сама — ну и верь за стенами своего дома. Ты ведь раньше и сама это понимала…