Гуров обернулся к дежурному:
– Ты, капитан, оставь нас пока одних, ладно? Нам по душам поговорить надо.
– Я вас пока запру тогда, – деловито сказал дежурный. – Все-таки особо опасный… Хоть и без ноги. А вы, в случае чего…
– Да не будет ничего, капитан, не беспокойся, – перебил его Гуров. – Это ж мой крестник в своем роде. Мои пули из него вытаскивали…
– А-а! – с уважением сказал капитан. – Тогда понятно!
Было неясно – слышал ли заключенный хоть слово. Он по-прежнему лежал, не шелохнувшись, уставив в потолок пустые глаза. Гуров оглядел его с головы до ног, а потом присел на край железной кровати.
Человек, лежавший под серым одеялом, несомненно когда-то был тем самым скуластым пареньком с фотографии, который призывал приятеля не забывать Калугу. У него даже следы юношеских прыщей на щеках до сих пор сохранились. Видно, в свое время он здорово от них натерпелся. Правда, теперь к ним добавились многочисленные мелкие шрамы и глубокие, как у старика, морщины, и все эти следы времени так перепутались, что, пожалуй, было уже и не разобрать, что к чему относится. И линия рта стала жестче. Не паренек был перед Гуровым, а матерый хищник.
«Как у классика сказано – а был ли мальчик? – подумал Гуров. – Пожалуй, еще откажется узнавать себя на фотографии. Не я, скажет, и точка… Скажет, что расплевался с молодостью раз и навсегда».
– Ну, здравствуй, Диман! – негромко сказал Гуров. – Ты уж извини, что я так фамильярно, но пока ты сам не представишься, мне придется называть тебя именно так. Не звать же тебя, в самом деле, «заключенный номер двести семнадцать»!
На собственное имя заключенный все-таки отреагировал – едва заметно дрогнули его веки. Но головы он так и не повернул.
– Ты, может, обижаешься, что я тебя инвалидом сделал? – небрежно спросил Гуров. – Ну так это ты зря! Ты же, насколько я понимаю, старый боец, должен понимать, что все было по-честному. Или ты меня, или…
Но и эта тема, похоже, не интересовала заключенного. Он не мог оторвать глаз от низкого белого потолка, точно там перед ним развертывались какие-то необыкновенно увлекательные картины.
– Ладно, брат, мне с тобой некогда в дурачка играть, – сказал Гуров. – Ты мужик, конечно, крутой, но ведь и у крутых, я полагаю, чувства имеются? Врать не буду – как раз на чувствах и хочу сыграть. Тебя ведь следователь допрашивал уже? Ну, то есть пытался допрашивать – не важно. Одним словом, ты знаешь, что положение твое очень серьезно. Тебе предъявлено обвинение в убийстве жены генерала Репина. Нож, которым ее убили, нашли там, где ты прятался… А тут еще вооруженное сопротивление представителям власти! Ты здорово влип, Диман!