– Сейчас к двери подойдет официантка – спросить насчет десерта. Открывать не будем. Я пока в темпе сделаю кучу бычков в пепельнице, а ты, если не трудно, изобрази минут на десять скрип диванных пружин и охи-вздохи по-сладострастнее… Наведем легкий беспорядок в одежде – и уходим.
– Ну-у-у, Граев… – сказала она серьезно. – На карте стоит собственная жизнь, как можно доверять ее такой дешевой имитации? Нет уж, создавать алиби, так непробиваемое…
Она расстегнула верхнюю пуговицу. Потом вторую. Потом третью…
Граев посмотрел ей в глаза и понял, что если сейчас уйдет и оставит ее – ему будет плохо, он станет выть и рычать, как после ухода Саши, и бессильно проклинать самого себя… А каково будет Кате, со всем грузом, что он на нее вывалил?..
…это лекарство для нее… анестетик… обезболивающая таблетка… но до чего сладкая…
Алиби они создали железобетонное.
– Когда ты вернешься из Швейцарии, место вице-директора по безопасности, я думаю, будет свободно… – сказала она спустя почти час.
– Пожалуй, я не гожусь на роль принца-консорта, – покачал головой Граев.
– Граев, Граев… Солдафону, которого ты старательно изображаешь, не к лицу знать такие слова, как «принц-консорт»… И зачем ты вечно всем врешь, что окончил милицейскую школу? Ведь ты оканчивал юрфак?
– Из конспирации… – самым таинственным тоном ответил Граев.
– «…Воистину, вам не придумать себе лучшей маски, чем ваше собственное лицо! Кто может узнать вас?» – так говорил Заратустра.
– Заратустра? Хм… Где-то я слышал эту фамилию… Проходил по какому-то делу? – задумчиво протянул Граев, и Катя не сразу поняла, что это шутка. А потом засмеялась.
Смех был горький, смех сквозь слезы, многое лежало на душе тяжким камнем, чтобы смеяться по-настоящему, – но Граеву вдруг показалось, что из всего, сделанного им за два месяца, только этот смех имеет истинную цену…