Я удивленно повернулась к ней.
– Она никогда не упоминала о белом платье. И о причине ссоры между дедушкой Диа и тетей Арвиллой. Она мне не говорила.
Бабушка провела кончиком языка по губам, которые уже не были полными и чувственными, как на портрете.
– По-моему, ты – тоже лгунья, – тихо проговорила она. – По-моему, ты всегда готова присочинить, так же как твоя мать. Но это не важно, потому что здесь нет для тебя ничего. Что бы ты ни предпринимала – ничего здесь для тебя нет. Утром Элден Салуэй отвезет тебя в аэропорт. И на этом все кончится. Может быть, если ты уберешься быстро и не станешь больше причинять неприятности, я пошлю тебе что-нибудь в подарок. Это будет щедрый подарок, и ты будешь получать его ежегодно, что облегчит твою жизнь, – ведь из-за своего лица ты не можешь быть настоящей фотомоделью.
Я редко когда в жизни испытывала такой приступ ярости.
– А чего это ради вы пытаетесь прибегнуть к взяткам, лишь бы заставить меня уехать? Нет уж, оставьте свои дары при себе! Мне от вас никогда ничего не было надо, кроме проявления элементарной доброты к моей матери. А теперь мне и вовсе ничего не требуется. Если хотите знать, что я на самом деле думаю, я вам скажу! Я жалею о том, что в моих жилах течет кровь Джулии Горэм. Я могла, быть может, любить и ценить дедушку Диа, но я не могу испытывать ничего, кроме стыда, от сознания своей родственной связи с вами.
Подобрав тяжелый шлейф, я вышла в холл с не меньшим эффектом, чем когда-либо удалялась со сцены в этом платье Фрици Вернон, и не стала оглядываться назад, чтобы увидеть весьма вероятное выражение ярости на лице бабушки. Мне было безразлично, что думают обо мне Нина Горэм или Уэйн Мартин, который стоял рядом и позволил этой ужасной женщине оскорблять свою дочь, а потом и внучку. Я гневно поднялась по лестнице на чердак, ничуть не боясь, что дедушка Диа по ошибке примет меня за Фрици и покажется на лестнице.
На верхнем этаже было по-прежнему холодно, и свечи Фрици в их оловянных подсвечниках успели изрядно выгореть. Мое розовато-лиловое платье лежало там, куда я его швырнула, – на отброшенной крышке чемодана, и я начала раздраженно биться с крючками, которые начинались сзади чуть выше талии и тянулись вдоль всей спины, до самого верха. Те крючки, до которых я могла дотянуться, я расстегивала непривычными пальцами, то был целый ряд этих кошмарных штуковин где-то на середине спины – до них я совершенно не в состоянии была добраться. Лицо у меня налилось кровью, мои бесполезные усилия привели меня в бешенство. Когда я пыталась отцепить крючки силой, рванув их, швы не поддались. Это платье не было хрупким изделием машинной индустрии! Как же ухитрялись женщины в те времена одеваться и раздеваться?