– Да, не завидую я тебе, юноша, – проговорила Красная Шапочка. – Рамштайнт – страшный человек…
Страшный человек Рамштайнт сидел в роскошном кресле за резным столом и ужинал. Это был толстый сорокалетний мужчина в дорогом костюме. Некогда худое лицо землистого цвета оплыло, щеки свисали почти до лацканов расшитого золотом камзола. Худой, щуплый юноша превратился в жирного дядьку. Бытует мнение, что столь злую шутку с людьми играет власть: нет ее – есть фигура, есть она – нет фигуры.
Пухлые пальцы ломали хлеб, макали кусок в неподъемно дорогой экзотический соус, большой рот отверзался, и кусок погибал смертью храбрых. Молочный поросеночек стремительно исчезал там же, где и хлеб. Сверху текло старое элитное вино. Рамштайнт любил покушать.
Перед королем преступного мира стояли двое висельников, рожи которых уже тянули на пять лет строгого режима. Сейчас отпетые бандиты вели себя аки агнцы, идущие на заклание. Первый, начальник тюремной стражи, допустил пьянство среди тюремщиков. Второй, старший ночного караула, прошляпил пару заключенных.
Рамштайнт был разгневан. Те, кто его хорошо знал, сразу бы обратили внимание на скрытое остервенение, с каким он ломал хлеб, и скорость, с какой «таял» поросенок. Тюремщики не входили в ближний круг своего хозяина, но копчиком чуяли грозу.
Настоящий владелец Пикельбурга имел садистские наклонности. Гнев его был страшен, месть – мучительна.
– Так-так-так… – тихо сказал он, отрезая от поросячьего бока шмат мяса. – Моя личная тюрьма становится проходным двором… Будто официальная! Вы безгранично меня разочаровали.
Он помахал куском, насаженным на вилку.
– Но я дам вам шанс!
Обнадеженные бугаи с благоговением смотрели, как мясо скрывается во рту короля.
– Фыход у нас ш вами один, – жуя, начал Рамштайнт. – Фы имефе ф нишмефте жмфы аошкыф и обязательно, я говорю, обяфафельфо мыдошемшыф чавк-чавк-чавк равхефыш, но шошкалф фи напрошмых!..
Тюремщики мысленно распрощались с жизнью. Речь босса была абсолютно непонятной.
– Вам все ясно? – гаркнул Рамштайнт.
– Н-н… Д… Да! – в отчаянье ляпнули стражи.
– Ну, так идите, выполняйте!
Улыбка короля преступного мира была сродни оскалу сытой кошки, которая поймала мышь и предвкушает долгую циничную игру.
Растерянные амбалы попятились к выходу и столкнулись с личным слугой, телохранителем и советчиком Рамштайнта. Высокий сухой мужчина молча раздвинул тюремщиков, шагнул к столу.
– Хозяин, там к тебе приехали странные люди. Говорят, мол, четыре всадника. Но их двое.
– Хм… Любопытно. – Рамштайнт перестал жевать. – Веди.