— Да, мсье, придется купить, тогда он будет бросаться на таких зануд, а я наконец узнаю, для чего нужен намордник!
Мой пес как лежал, так и лежит безвольной тряпочкой, уткнувшись мордой в мои ноги. Истерика он едва удостаивает своим усталым взглядом.
— С виду-то вроде не злой! Да только ведь как бывает: пришел человек домой — а собственная собака его и загрызла! Не признала собака хозяина! Загрызла насмерть!
Теперь уже вся терраса смотрит на нас.
— Мне так нравится все, что вы делаете, тихонько говорит мне одна женщина, уходя.
— Спасибо.
— Намордники — они ведь не для собак!
Совсем зарапортовался!
— Да. Вы правы, они — не для собак. Они для тех, кто слишком много выступает!
Терраса дружно прыскает со смеху.
— Пошли?
Надо уходить, нам все равно пора.
— Я пойду за машиной, встретимся прямо там?
— Да. Я пройдусь немного. И Тото надо погулять минут пять. Дорогу я знаю: по улице Лантерн.
Наконец я могу отдышаться.
На лионских улицах, которые я знаю как свои пять пальцев, многое изменилось. Иной раз мне встречается знакомое лицо, напоминающее о том, какими они были. Я иду почти не останавливаясь. Площадь Терро, Музей современного искусства. Я гуляю, а мой пес тем временем метит территорию.
— Мадемуазель? Мадемуазель?
Мне улыбается пожилая женщина.
— Да?
— Вы не дадите автограф для моей внучки? Она так вас любит.
Я не уверена, что она знает, как меня зовут. Расписываюсь на протянутом клочке бумаги.
— Мадемуазель?
— Да?
Я отдаю ей подписанный клочок.
— Вы не поможете мне перейти улицу? Пожалуйста…
— Только я с собакой…
Это на всякий случай, вдруг она не видит пса.
Договорились. Старушка просовывает руку мне под локоть.
Она идет с трудом. Почти висит на мне. Свободной рукой я еле-еле удерживаю пса, он тянет поводок будто ополоумел. Так и старушка улетит, если я зазеваюсь. Да заметила ли она его, в самом деле?
— Тихо, Тото, — увещеваю я, а самой так и хочется оторвать ему ухо — ишь, разошелся.
Ухо я ему, конечно, не оторву, не хочу пугать старушку, она и без того ничего не видит. Так мы все скоро полетим вверх тормашками. Я почти не чувствую руки — до того натянут поводок.
— Вы очень милая, деточка.
Она не замечает, какая немилосердная борьба завязалась между мной и моей собакой. Говорят, собака — друг человека. Да, пока человек пребывает в добром здравии и может выдержать заданный темп. Я приду растрепанная, потная, с распухшей рукой, и все из-за дурно воспитанного пса!
— Прошу прощения, друг мой.
Старушка обращается к людям так, будто со всеми знакома.
Мужчина улыбается ей. Но и не думает посторониться.