Он вскочил, пробежался по берегу, потом снова коротко взлаял, предупреждая хозяина… Твердолюб только отмахнулся — не мешай, дескать.
Не пугай щук!
Но потом все же подумал, а не пора ли и в самом деле заканчивать промысел? Добыча-то какова — целых одиннадцать рыбин, матерых, с тугими толстыми спинами. Пора, наверное, и честь знать. Даже если бы и лед был покрепче, все одно не дело лишнего брать…
«Еще одну словлю, как задумывал, — решил на конец Твердолюб. — Чтобы ровно дюжина была, красное число. И — сразу домой!»
Пес хозяйского решения не одобрил. Снова встал, принялся обнюхивать родные следы, потом выискал лед попрочней и очень осторожно двинулся на середину… И конечно, почти сразу провалился. Выскочил обратно на берег, вытряхнул воду из пушистой шубы. Заскулил жалобно, почти по-щенячьи.
Все зря!
Последнюю рыбину так и не удалось вытащить. Удар обуха слился со всхлипом рассевшегося под лыжами льда, с негромким вскриком мальчишки и визгом верного пса, бросившегося на выручку. Тяжелый кобель немедленно провалился опять, но не стал возвращаться на берег. Ломая лед, он начал пробиваться к хозяину.
— Назад, Дымка! А ну, живо назад!
Пес послушался не сразу, но все же послушал ся. В основном потому, что немедленная гибель хозяину не грозила. Если бы грозила, тут его никакой приказ бы не остановил.
А Твердолюб, провалившись, больше осерчал, чем испугался. Ну надо же, так славно все шло, и все-таки нарвался на незадачу! Первым делом он освободился от кузова, затем отвязал под водой лыжи. Положил их на лед, устроил сверху кузов. Осторожно повернулся боком и стал медленно выволакиваться из полыньи.
И опять с головой ушел под воду. Лед отказывался держать уже совсем. Лопался широкими пластинами и тут же распадался на мелкие льдинки.
Твердолюб не оробел и тут. Отфыркиваясь, высвободился из набрякшей меховой куртки. Бережливо поднял ее на лед, выпихнул подальше от полыньи, к отцовскому топору, лыжам и кузову. Вновь погрузился, стащил сапоги и кожаные штаны, тоже выкинул на лед. Вот теперь должно получиться!
Голое гибкое тело ужом выскользнуло из воды…
Если бы лед вновь затрещал, дело могло стать нешуточным. Пришлось бы и дальше откалывать пласт за пластом, ища, пока не попадется место покрепче. Такого места могло не случиться до берега, а берег был неблизко. «Вот так и находят порой дурня-рыболова — плавучим бревном вмерзшего…»
По счастью, лед его пожалел — выдюжил. Па рень окончательно выбрался из воды, животом лег на лыжи. И, как был нагишом, медленно-медленно пополз на них, точно на санках, прочь от черного, жадно раскрытого, исходящего паром рта полыньи…