— Ты пойми, — негромко, но убедительно, веско говорил Пахомин, — что выйти отсюда ты можешь только уплатив штраф. Э? Двести шестьдесят четыре рубля. Сто двадцать у тебя имеется при себе. Нужно еще... Э-э... Еще сто сорок четыре. Округляем — сто пятьдесят. Э?
Николая Михайловича раздражало это дебильноватое пахоминское “э”, но и сам он — замечал за собой — в разговоре с такого рода клиентами то и дело употреблял нечто подобное. Чтобы понятней было.
— Ну, я же говорил сколько раз, — замямлил парень, — у меня — нету...
— Найди, — перебил Пахомин. — Займи. Есть родственники, знакомые. Мы тебя свозить даже можем. Э? Мы возим.
Парень подвигал плечами. Молчал.
— С-слушай, — Пахомин начал терять терпение, — у тебя ни паспорта нет, никаких документов. В курсе — э? — я тебя могу на трое суток оформить. До выяснения личности. Как?
Парень молчал.
Николай Михайлович приподнял руку, взглянул на часы. До начала дежурства оставалось двадцать минут. А еще надо дела принять.
— Слушай, Виталий, — обратился он к Пахомину нарочито небрежно, даже как-то с веселинкой, — а вези его в отдел и оформляй на пятнашку. Чего нянчиться? Акт составите, что оказывал сопротивление, тут всю ночь колобродил...
Пахомин подхватил:
— Да, пускай пометет улицы, а лучше — сортиры попидорит. Я позабочусь. Э? — Захлопнул папку с квитанциями. — Давай поднимайся, — велел парню, — поехали в ГОВД. Там ночь перекантуешься, а завтра — суд.
— Ну, это, — парень испугался, — я же...
— Чего еще? — Старлей распалял себя. — Давай-давай.
— У меня тетка... У нее можно попробовать. Но она убьет.
— Кого эт убьет? — показно насторожился Елтышев.
— Ну, меня. Что я здесь...
— И правильно. Пить надо меньше. А оплату услуг медвытрезвителя еще никто не отменял. Э? — Пахомин обернулся к курящему возле обезьянника сержанту. — Серег, свози уважаемого. Далеко тетка-то живет?
— Да нет, не очень. За автовокзалом там...
— И ладушки. Найдешь сто пятьдесят рублей — возвращаем вещи и гуляй-отдыхай.
Сержант вывел парня. На улице завелся “уазик”.
Пахомин изможденно отвалился на спинку стула, прикрыл глаза.
— О-ох-х...
— Как оно? — зная ответ, из приличия спросил Елтышев.
— Да хреново. Одна нищета опять... Спать хочу... Еще этого мутанта ждать.
Елтышев покивал.
— Давай дежурство пока приму.
— Дава-ай.
Спустились в подвал, где в основном и размещался вытрезвитель, заглянули в камеры-палаты, в туалет, раздевалку. Все было в порядке. Поднялись обратно в дежурное помещение. Елтышев расписался в журнале.
— Что, накатим трофейной? — слегка повеселев, предложил Пахомин; выдвинул ящик стола. — “Московская” есть, “Колесо фортуны”, “Земская”. Э, какую?