- Засада! - орал он, вытаращив глаза.
- Уйми его, - приказал военный Дормидонту. Тот хлопнул ладонью по голове кричавшего, и парень сел на пол.
На улице затопали, раздались выстрелы. Военный, раздвинув ветви дерева, смотрел.
- Дормидонт, веди их на пункт три, - приказал он, - там без меня никому не выходить.
Дьякон, кивком позвав за собой Клешкова, парня в жилетке и Семку, кинулся в сад. Они мчались за ним, отбрасывая с пути ветки, царапаясь о них, перепрыгивая через ржавые осенние кусты. Сады в Сухове были, как леса. Только купол собора сиял потускневшей позолотой справа от них, и Клешков благодаря этому знал общее направление. Они выбрались через поваленную изгородь еще в один сад.
- Сюда! - позвал дьякон. Они бегом добрались до небольшого домика.
- Тут досидим до темноты, - сказал дьякон. - Ты, Матюха, беги к начальству, сообчи: мы на месте, ждем приказу.
Парень в жилетке выскочил за дверь.
- Отдыхайте, - сказал дьякон. - Сейчас жратвы добуду.
Клешков посмотрел на Семку. В неясном свете свечи тот чему-то усмехался.
- Чего это ты? - спросил Клешков.
- Веселая жизнь.
- А у батьки разве не веселая?
- Тут все же у красных под боком. Аж щекотит!
Клешков замолчал. Семка был искатель приключений, его радовала любая заваруха. А у Клешкова погиб друг. "Может, он только ранен или прикинулся? - мечтал Клешков. - Тогда он все расскажет в штабе..." А если убили? Клешков мотнул головой, сел от внезапной боли в сердце. Степан!.. Ну, а если убит, чего прятаться? Надо глядеть в глаза фактам. Значит, надо думать, как сообщить своим. Сообщить все, что он знает, а от этого теперь зависит жизнь всех: Бубнича, Иншакова, Гуляева... Нужен план.
Вернулся дьякон с какой-то крышкой вместо подноса, на ней лежала разная снедь.
- Это ты хорошо придумал, - сказал Семка, потирая руки.
У Гуляева не было точных доказательств того, что Полуэктов замешан в ограблении потребкооперации, но само волнение хозяина, а главное, тот факт, чуть не выпавший у него из памяти, что награбленные продукты прятали в его бывшем складе, - все это заставляло торопиться с выяснением. В сумерках он поднялся, положил книгу, натянул сапоги и хотел было уже спускаться вниз, когда услышал, как задребезжали ступеньки под чьими-то шагами. Он быстро застелил шинелью свое ложе, присел на него. В дверь постучали.
Вошла Нина.
- Владимир Дмитриевич, по-моему, вы очень хороший и добрый человек.
В зыбком свете свечи лицо ее потемнело, и он понял, что это краска стыда.
- С чего бы такие сантименты? - спросил он резче, чем думал.