Проигнорировав шутку Паоло, Мальберг сказал:
– Парень прав. Давай закругляться. - Он снова взял книгу и, вложив в нее квитанцию, спрятал ее в карман. - Нам действительно лучше уйти отсюда.
Катерина с облегчением кивнула. Она была рада, что они наконец-то покинут эту странную квартиру.
– Оставь свет включенным! - шепнула она, когда Лукас проходил по галерее.
Под картиной святого Карло Борромео, которого в шестнадцатом столетии назначил государственным секретарем его дядя, Папа Пий IV, встретились шестеро мужчин в черном. Все они имели довольно решительный, вид. Монументальная картина в приемной префекта конгрегации была единственным настенным украшением скудно обставленной комнаты. В торце комнаты громоздился письменный стол гигантских размеров. Посередине - трапезный стол с четырьмя угловатыми стульями по бокам. Один стул стоял во главе стола, прямо напротив распятия, висевшего на стене.
Вначале встреча проходила в молчании. Мужчины, входя в комнату, приветствовали друг друга важным кивком.
Выглядело это собрание вполне обычно, потому что кардинал Бруно Моро, глава Святой Палаты, ненавидел праздные речи. Необычным было время встречи. Светящиеся стрелки «ролекса», который кардиналу подарило епископство на семидесятилетие, показывали двадцать три часа. В это время в Ватикане обычно уже царили мир и согласие.
Пока Моро все еще сидел за письменным столом, увлеченно просматривая документы, в комнату друг за другом входили мужчины. Они усаживались за пустой трапезный стол и так же, по очереди, складывали руки на столе: левую - снизу, правую - сверху, будто в ожидании Страшного суда. Слева, напротив высокого окна, сидели монсеньор Джованни Саччи - личный секретарь последнего Папы, бритый наголо, в дешевых никелевых очках. У Саччи было такое выражение лица, словно он ожидал, что его в эту ночь высекут розгами. (Ходили слухи, что Саччи якобы желает провести самобичевание, подражая святому Доминику.) Во власти Сам чи - он был также главой архива Ватикана - находился тайный архив его свет лости. Он хранил документы, которые нельзя было увидеть простому христианину. Это были бумаги о тайных монастырях, где воспитывались дети священников и епископов; ру копией о святых, которые при жизни совсем нс были святы ми, но которых в таком виде преподнесла верующим Церковь; секретные документы об аннулировании браков высокопоставленных лиц и записки с их сомнительными оправданиями.
Рядом с монсеньором сидел седой Франтишек Завацки. Он так согнулся, будто нес на своих узких плечах все грехи мира. Ему было за пятьдесят. Он был префектом но делам Церкви с общественностью. Завацки состоял на неблагодарной должности, поскольку в его обязанности входило оглашение решений его светлости народу. Он ловко задушил в зародыше дискуссию о крайней плоти Иисуса и вопрос, вознесся ли Спаситель вместе с ней или она осталась на земле и ее нужно чтить, как и многие другие реликвии.