— А какой это на вас орден? — заинтересовался Еропкин.
— Орден "de la Providince", ваше высокопревосходительство.
— А кто его вам пожаловал?
— Владетельный граф резиденции Нассау — Саарбрюке Мондфорт, с которым я был лично знаком. Орден мне был прислан уже сюда с нарочным курьером.
— А диплом на оный имеете?
— Имею, ваше высокопревосходительство; он находится при деле в надворном суде.
— Хорошо, государь мой… Господин секретарь! Продолжайте ваш допрос по пунктам.
Совиные глаза секретаря перенеслись с Еропкина опять на Вульфа.
— На какие средства вы проживали в России? — спросил он.
— На собственные: я привез с собой до ста восьмидесяти тысяч рублей; но большую часть из них прожил раздачей разным людям на вексели за указные проценты и неполучением обратно; некоторую сумму проиграл в карты, притом купил себе дом здесь, в Москве. Ныне же осталось у меня тысяч с пятнадцать, из коих должен мне иностранный купец Карл Штрем тринадцать тысяч, а прочие по мелочам.
— А какой это 5 апреля у вас был случай в надворном суде?
Вульф подумал несколько, посмотрел на Еропкина и отвечал:
— Назад тому дней с пять прихал я в надворный суд за своим делом и в оном суде был задержан…
Он остановился, как бы не решаясь продолжать, но потом вдруг сказал:
— Я полагаю, что меня задержали затем, чтобы вынудить с меня взятку…
— Ну! — не то с удивлением, не то с угрозой спросил Еропкин. — Взятку?
— Да, ваше высокопревосходительство… Дело было так: по выходе из суда 5-го числа присутствующие пришли ко мне, по знакомству, для навещания; пришел асессор уголовной палаты Стогов, второго департамента судьи — Писарев, Дубовицкий, Есинов и секретарь первого департамента Смирнов. Были также иностранцы Штрем, Штаад и мой управляющий поручик Шток.
— Управляющий чего? — спросил Еропкин.
— Моего дома, ваше высокопревосходительство… И принесли они с собой три штофа полпива для угощения и закуски. Все мы пили, и я несколько опьянел и в разговоре говорил о своей службе, когда был в Цесарии и в Пруссии, как я в бывшую у прусского короля с цесарем войну на баталии был ранен, и говорил, что ежели меня здесь не примут на службу, то я пойду служить императору Иосифу Второму. Потом они все ушли, а меня оставили под караулом; я стал шуметь и побил секретаря Смирнова за то, что он назвал меня бродягой. Вот и все.
— А не называли вы себя не принадлежащим вам именем?
— Каким?
— Императором Иосифом.
Вольф с изумлением смотрел то на секретаря, то на Еропкина, то на остальных безгласных членов судилища.
— Как! Императором? Я?
— Да, вы.
— Никогда! Я и в помышлении не имел, чтобы такие речи говорить, я не безумец; только такой дурак, как Пугачев, мог думать или показывать, что он император.