все —
там, в вечности, то — здесь и в это время — все ничтожно.
По-видимому, образовалось несколько специфических способов познания, лучше сказать — способов отношения к Достоевскому.
1) Чисто религиозное, очень содержательное и очень убийственное — Достоевский как художник — убивается.
2) Как протест против первого, осознанный или неосознанный. Отношение к Достоевскому как к «чистому художнику»: тут накопана тьма фактов, наблюдений, без которых Достоевский действительно непознаваем. Но — потерян его общий мировоззренческий контекст.
Все остальное — болтается между этими двумя отношениями…
Разумеется, сия градация — некоторое упрощение, но как определение тенденций — верно, к моему огорчению.
У представителей той и другой тенденций бывает — порой — стремление выйти за границы своей тенденции, но порывы эти как-то гаснут.
Никто еще не соединил обе тенденции вместе.
Больше всех правы, более всех точны — Константин Леонтьев, Лесков, Толстой, да и то не с художественной точки зрения, а с чисто мировоззренческой: дескать, это не «чистое» христианство.
Что касается «чисто литературоведческих» работ (особенно советских, если не исключительно), — то для них, то есть для авторов этих работ, повторяю, «сам предмет» был запрещен, а потому…
Эти две тенденции так и не прорвались друг к другу (исключения не в счет) и почти никем замечены не были.
Обязан: «отрецензировать» все до единой главные работы той и другой тенденций.
Снова и снова удостоверяюсь: никто не понимает художника так, как сами художники. Вот лучшие критики. Они смотрят на «предмет» именно практически, то есть, если угодно, предельно корыстно: как бы что взять, как бы что отвергнуть, то есть они относятся друг к другу как — мастера.
Без знания христианства, mea culpa, не то что понять Достоевского, а даже подступиться к нему заведомо невозможно.
Но еще больше христиан, вообще в нем ничего не понявших.
Особенно разобрать с Лосским — «Достоевский и его христианское миропонимание». По-видимому, один из самых добрейших людей и мыслителей, который смертельно боялся непримиримых противоречий Достоевского и, пожалуй, как никто, старался все примирить (он, по-моему, даже не знал, а если знал, то не придал никакого значения главному признанию Достоевского в письме к Фонвизиной в феврале 1854 года). А книга его объявлена пределом пределов в постижении Достоевского («наиболее полной панорамой мировоззрения Достоевского»).[219]
Томас Манн «Достоевский, но в меру»…[220]
Все украл у Достоевского не в меру.
Тем не менее перечитать всего Томаса Манна, а также «Цитадель» Экзюпери.