И тут же могучий казак разжал свою руку, которая удерживала несчастного немолодого, насмерть перепуганного господина Синяго, и тот, жутко вскрикнув, полетел вниз, на рельсы, под колеса бешено мчавшегося поезда…
Из темного угла выдвинулся на свет немолодой представительный господин в такой же, как у Синяго, офицерской шинели без погон.
– Как, Ельдигеев, – обратился он к унтер-офицеру, – похож я на нашего друга?
Калмык с сомнением оглядел его и покачал головой:
– Извините, ваше высокородие, не слишком.
– Что же, наверное, я все-таки больше похож, чем вы или Швидкой. Так или иначе, мы должны проникнуть в подполье. На наше счастье, господа петлюровцы не видели Синяго, у них есть только словесное описание. А сходство, Ельдигеев, – это дело наживное.
С этими словами господин в шинели раскрыл небольшой чемоданчик, дал его подержать унтер-офицеру. Внутри чемоданчика обнаружилось зеркало, и господин, глядя на свое отражение, начал что-то делать с собственным лицом, будто он находился в театральной гримерной, а не в тамбуре мчавшегося по степи поезда. Наведя себе глубокие тени под глазами и придав своему выразительному чеканному лицу некоторую одутловатость, свойственную покойному Синяго, господин намазал подбородок сильно пахнущей жидкостью и ловко приклеил небольшую накладную бороду.
– Ну что, Ельдигеев, сейчас я стал больше похож на Синяго?
Унтер-офицер еще раз осмотрел своего начальника и удовлетворенно кивнул:
– Если у них только словесное описание, то вполне сойдете.
– Ну и ладно.
Немолодой человек в офицерской шинели с острой бородкой клинышком вернулся в тот же вагон, откуда ушел каких-нибудь двадцать минут назад. О, чудо! Его место было свободно. Он сел туда же, где сидел прежде, и, примостив вещмешок под скамейку, прикрыл глаза, как будто заснул. Двое солдат, его соседей, продолжали рассказывать друг другу истории из своей богатой событиями жизни. Покосившись на вернувшегося господина, они ничего странного в нем не заметили и не прервали разговора.
– Стою на часах, место открытое, всешеньки видно, как на блюдечке. Хлоп! – пуля мне в левое плечо вскочила. Хлоп! – вторая сквозь шинель. Еле ружье поднял, уйти же без смены нельзя. Тут хлоп! – третья пуля, мимо! Тут и наши пули завизжали, меня перевязывать стали…
Через час поезд подошел к Ценску. Незадолго перед прибытием господин в шинели развязал вещмешок, достал оттуда черную траурную ленту и повязал ее на рукав.
Когда поезд остановился у вокзала, господин не торопясь вышел и пошел по перрону к выходу в город. Не успел он далеко отойти от вагона, как к нему подошел рослый детина в сером армяке, с широким рябым лицом.