— Да, подобно тому, как мальчик выискивает на морском берегу красивые раковины.
Она подняла на него удивленные глаза:
— Вы всегда любили Шекспира?
— Конечно. Совсем малышом я уже читал его наизусть. Отец меня научил.
Уильяму вспомнилось, как вечерами, стоя на столе, он ровным звонким голосом декламировал монологи Гамлета или Лира. Среди приятелей Сэмюэла Айрленда он слыл вундеркиндом.
— Мы с Чарльзом тоже часто читали его пьесы по ролям.
И пока ее родители хлопотали возле угасающего камина, Мэри рассказала Уильяму, как они с братом разыгрывали сцены, изображая Беатриче и Бенедикта из «Много шума из ничего», или Розалинду и Орландо из «Как вам это понравится», а то и Офелию с Гамлетом. Роли они знали наизусть и сопровождали их соответствующими действиями и позами — по своему разумению. Играя Офелию, Мэри отворачивалась и горько плакала; Чарльз в роли Гамлета топал ногой и грозно хмурил брови. Эти сцены казались Мэри более реальными и важными, чем события ее повседневной жизни. Но для Чарльза, призналась она Уильяму, они были всего лишь забавой.
— Что-то я разболталась, — оборвала она себя.
— Нет-нет. Мне все это крайне интересно. Если хотите знать, мисс Лэм, его подпись обнаружил я.
— Вы о чем?
— О подписи Шекспира. Это старинная, времен правления короля Иакова, бумага о праве собственности. Мой отец подтвердил ее подлинность.
— И это в самом деле его почерк?
— Тут нет никаких сомнений. — Шрамы на ее лице чуточку светлее здоровой, не тронутой оспой кожи, отметил он про себя. — Я наткнулся на нее в антикварной лавке. На Гроувнор-сквер.
— Обладать такой реликвией…
— Мне частенько приходила в голову мысль, что где-то должно храниться множество документов, связанных с Шекспиром. Не странно ли: все, что было у него в кабинете и библиотеке, как в воду кануло. Ни в одном завещании об этом имуществе нет ни словечка. А ведь его родня наверняка отнеслась бы к таким бумагам с большим почтением.
— Разумеется.
— Уж они бы их свято хранили.
— В Стратфорде?
— Кто знает где, мисс Лэм?
Он чувствовал, что между ними возникла некая близость, хотя не понимал, откуда бы ей взяться; она словно снизошла на них обоих свыше.
Отец Мэри завел старинную песню.
— Я часто думаю, — осмелев, довольно громко сказала Мэри, — каким был Шекспир на самом деле. В жизни, я имею в виду.
— Без сомнения, очень разумным человеком.
— Что и говорить. Редкостно разумным.
— Вероятно, открытым и щедрым. И честным.
— С упругой походкой. Такого никакою силой не сдержать.
— Еще бы. То, что было в нем, правдивей…[55] — громко заговорил Уильям, но осекся и понизил голос. — Как вы справедливо заметили, мисс Лэм, он не принадлежал к простым смертным.