Но на пороге стояла другая девушка…
Платье, вернее, кусок огненно-красной ткани заворачивал тело так косо, что одно плечо обнажилось; подол был неровным, и самый низ иссечен на бахромку. Широкий пояс, плетенный из какой-то желтушной соломки, казалось, лежит не на талии, а поддерживает грудь. Такой же пояс, но чуть уже, связывал волосы в несусветный колтун. В одном ухе позолоченное тонкое кольцо величиной с блюдце. На груди висит вроде бы миниатюрный ночной горшочек из обожженной глины. Глаза насинены, губы напомажены, скуластое лицо натерто карим загарным кремом, как и голое плечо…
— Боря, я оделась под ирокезку.
— Недурно. Только пики не хватает.
— Да? А про что мне говорить?
— О чем хочешь. Поддерживай легкую беседу, но без жаргона.
Он повел ее в большую комнату, разглядывая Иркину обувь — не то сандалии, не то лапти плетеные… Так шла по городу? И так же вихлялась, полагая, что это походка ирокезок?
Людмила Николаевна стояла бледным изваянием.
Леденцов как ни в чем не бывало сказал повеселее:
— Познакомься, мама… это Ира.
— О! — произнесла Людмила Николаевна, лишившись дара речи.
Но лишь на несколько секунд: все-таки она была ученая, доктор наук.
— А я Людмила Николаевна. Очень рада.
И она протянула руку. Это рукопожатие показалось Леденцову где-то виденным; да, на гравюрах в старинных книгах о путешествиях: белый человек пожимает руку туземцу.
— На вас оригинальный наряд, — почтительно сказала Людмила Николаевна.
— Модно то, что не носит никто, — изрекла Ирка.
— А это что за посудина? — спросил Леденцов про глиняный горшочек.
— Фенечка.
— Какая Фенечка?
— Фенечка и фенечка. Все носят.
— Ну что ж… Давайте пить кофе. Мы еще не завтракали. Ира, а вы?
— Я жарёхи поела.
Людмила Николаевна, видимо, хотела спросить, что такое жарёха, но передумала. Они сели за стол, накрытый в большой комнате. Ирка с испугом озирала белейшую — до легкой голубизны — скатерть, миниатюрные фарфоровые чашечки с золотыми вензелями, ложечки, щипчики, лопаточки, блюдо с печеньем, тяжелые хризантемы в хрустальной вазе… Ей уже налили кофе, но она все держала руки на коленях, видимо не зная, как взяться за чашечку, походившую на распустившийся бутон.
— Нарядно вы пьете кофе, — хихикнула Ирка.
— Сегодня суббота, — объяснила Людмила Николаевна.
— Я постричь-побрить могу. И шить умею. Вот эту ирокезку сама спроворила.
— Очень мило, — согласилась Людмила Николаевна, полагая, что гостья ищет тему для разговора.
Леденцов видел Ирку злой и ласковой, задумчивой и отчаявшейся видел, но, пожалуй, впервые нашел в ее лице страх. Она боялась накрытого стола. Или мамы? И он стал придумывать, как помочь ей, своей невесте.