Леденцов замешкался, выискивая у спортсменов моральные достоинства. И нашел: честность схваток. И хотел уже побороть едкие вопросы, но капитан подался к нему, бросив локти на стол так резко, что несколько лепестков слетело с телефона, сделав его просто рябым.
— Мы же возмущаемся жестокостью в фильмах! А как только заходит речь о трудных подростках, сразу вспоминаем секции дзюдо и бокса. Обращаемся к силе и жестокости. Разве суть мужчины в этом? Почему ребят не привлечь шахматистом, ученым, интересным человеком, умельцем, просто умным мужиком?..
Леденцов не ответил, удивившись злости Петельникова, непонятно против кого направленной. Против каратистов? Или против него, сказавшего то, что не легло на подспудные мысли капитана?
Но Петельников улыбнулся, отгоняя свое настроение:
— Тимофеевич, вот разве тебя нельзя прикрепить к трудикам?
— Нельзя, — сразу, не думавши, выпалил Леденцов.
— Почему?
— Я спортсмен, товарищ капитан.
— Дамы из инспекции по малолеткам просят помочь…
Леденцов вздохнул: «Борис Тимофеевич» сработал. Видимо, к его делам, большим и малым, добавится еще толика. И все-таки он попробовал унырнуть:
— На мне «глухарь» висит, товарищ капитан.
— Он на всех нас висит.
— Еще Сашка-телепат…
— Мелочь.
— А кража арбузов? А драка в дискотеке? А история с «летающей тарелкой»?
— Ну да, — тоже вдохновился Петельников. — Сейчас ты сообщишь, что тебе некогда жениться?
— Некогда, товарищ капитан.
Петельников встал и подошел к раскрытому окну, в которое с уличного сквера текли запахи позднего августа. Он сделал несколько долгих вдохов и резких выдохов, отчего его плечи опадали, будто сбрасывали тяжесть. И лейтенант подумал, что никакие гантели и секции не помогут ему, Леденцову, добиться такого вот литого торса; не прибавят росту, уверенности, остроумия и той галантной обаятельности, которая помогает в оперативной работе.
В дверь что-то ударило, отчего она распахнулась, впуская длиннющую продуктовую сумку, плотную, цельносшитую и тупую, как торпеда. За ней вошла женщина с белесыми всклокоченными волосами. Она уставилась на порожнее кресло и замерла, удивившись его пустоте.
Петельников вернулся на место:
— Слушаю вас.
— За что таскали Витю Рундыгина в милицию?
— А вы кто?
— Его бабушка.
— Не таскали, а доставили.
— За что? — повысила она голос оттуда, от двери.
— Отбирал деньги у школьников.
— И сколько взял?
— Не успел.
— Нет, успел! — крикнула женщина. — Шесть копеек двухкопеечными.
Теперь она пошла к столу с нескрываемой решительностью — Петельников ждал, встречая ее своим темным упорным взглядом. Женщина ткнулась в столешницу торпедоподобной сумкой, запустила в нее руку и сыпанула горсть двухкопеечных монет перед капитаном. И еще дважды ныряла рука в зев «торпеды» и густо швыряла мелочь, которая выстелила на столе золотистый круг; одна монетка спрыгнула на пол и докатилась до безмолвного Леденцова.