— Выживет? — добивался Баграмов прямого ответа, подкараулив Леонида Андреевича при выходе из барака, где лежал Михаил.
— Ну что я скажу, голубчик, что я скажу! — в беспомощности Соколов развел руками. — Просил штабарцта достать сульфидина, Юрка тоже достать обещал... Будем все же надеяться...
В этот день в форлагере принимали около двухсот человек, прибывающих откуда-то с востока. Каждый раз, когда приходил такой большой транспорт, на станцию высылали из лазарета десятка два санитаров, которые шли с особой охотой встречать больных, именно пригоняемых с востока, всегда надеясь на то, что с новыми людьми могут прибыть более свежие вести с родины.
С санитарской повязкой в числе других в форлагерь пошел и Баграмов, пользуясь случаем повидать Славинского, Балашова, Трудникова.
Вместе с санитарами вышли к поезду Соколов, фельдшер Милочкин.
На вокзал вышло также начальство: штабарцт, оберфельдфебель, Мартенс с Лешкой Безногим. Чтобы не попадаться им на глаза, Баграмов решил не ходить к поезду, а ограничиться посещением бани.
Вот от поезда санитары вели уже первых замученных голодом и дорогой больных, которые шатались на неверных, дрожащих ногах. Баграмов подумал, что время завтрака уже миновало, а до обеда так еще далеко. Ведь у этих людей все мысли сейчас о еде. Неужели в «своем» лагере, где все в руках у советских людей, они не могут устроить так, чтобы с дороги кормить больных сразу?!
Емельян об этом сказал Балашову.
— А как же! Я сам не могу забыть, как нас мучили тут без еды больше суток! — ответил Балашов. — У нас с Соленым давно уже договоренность... Горячего до обеда не будет, а по четыре холодных картошечки, червячка заморить, в карантине немедленно выдадим!
«А как же! — мысленно повторил Баграмов. — Вот что значит русские люди взялись за дело! Он даже не представляет себе, что можно делать иначе. В ТБЦ даже никто ничего не знает об этом, ни разговоров не было, а сделали сами как лучше, и все! Если бы всюду так. Сколько жизней спасли бы в лагере, сколько страданий можно было бы предупредить!»
Раздевалка бани начала заполняться людьми. Пока санитары носили слабых, те, кто покрепче, входили сами, спешили сбросить одежду.
Слабые больные, не в силах сами раздеться, сидели на цементном полу, беспомощно привалившись к стеие.
Человек свыше сотни столпилось уже раздетыми, готовясь к мытью. Стоял запах пота, человеческой нечистоты. Раздавался кашель, от которого судорожно содрогались костлявые, впалые груди.
— Потерпи, потерпи, Володя! Я мигом с тебя разберу одежку и в дезинфекцию сдам! — с нажимом на «