Какой бы тягучей ни была мускулатура человеческого живота, у любого материала есть предел сопротивляемости. Разбрызгивая вокруг кровь и жидкое содержимое кишок и желудка, живот прорвался.
Вывалившаяся оттуда бронированная голова, охристо-желтая и блестевшая словно под слоем лака, лязгнула в воздухе кривыми зубами, расположенными во рту несколькими рядами. Монстр еще не полностью вырвался на свободу, но уже был готов убивать.
Он брыкался, стараясь стряхнуть ставшую ненужной человеческую оболочку, и маленькие подслеповатые глазки хищно впились в будущую пищу.
На людей.
– О Господи! – снова простонал Дитрих.
– Черт! – вырвалось у Дрейка.
– Дерьмо… – почти завороженно покачала головой Вески.
– Всем отойти назад! – резко скомандовал Эйпон.
– Убейте эту тварь! – завопила Вера не своим голосом. Тупая обреченность при виде реального противника оставила ее, словно вытолкнула из таких же помертвевших слоев слизи, заставив потерять равновесие.
Эйпон поднял огнемет:
– Получай, сволочь! – Из ствола огнемета с гулом вырвался столб пламени.
Чудовище завопило. Назвать по-другому дребезжащий, режущий нервы звук было трудно.
Остатки человеческого тела обуглились, членистые когтистые лапы судорожно задергались в воздухе.
Пламя с шипением било по прямоугольной лакированной морде, и она чернела под его напором, теряла блеск, и обжигаемые десны плавились на глазах – не сгорали, а именно плавились, позволяя зубам обнажаться и высыпаться, вспыхивая на лету.
Монстр подыхал. Его тело корчилось в огне почти так же, как за минуту до этого тело подростка, разрываемое им изнутри.
«Меня это не касается… Меня это не ка…» – Хадсон похолодел: на индикаторе, у самого края табло появилась светящаяся кромка. Он зажмурился, снова открыл глаза – размытое пятнышко не исчезло, мало того, тоненький писк индикатора долетел до его ушей (несколько секунд назад неслышный из-за общего шума, он заглушал собой все и отзывался в гудящей голове Хадсона, как звон колоколов).
– Движение, – не своим голосом выдавил Хадсон.
С индикатором происходило что-то невероятное: по мере того как писк усиливался, в движение пришла сама сетка. Задрожали полукружья, поплыли во все стороны радиусы, но расплывчатые язычки все глубже вгрызались в синее поле, сливаясь от вращения в один полупрозрачный круг-каемку.
«Или я схожу с ума, или…» – Хадсон сглотнул. Его позвоночник слабел, ноги начинали дрожать.
– Откуда? – издалека донесся голос Эйпона.
Хадсон не понял, как сумел выговорить в ответ более или менее членораздельное предложение.
– Я не могу твердо зафиксировать… множественные сигналы.