Пару раз Эдуард намекнул, что земля предков ждет меня, но я сделала вид, что не понимаю. Тогда он стал вежливо меня выживать, создавая целый пакет всяких мелких хозяйственных неприятностей. Я сразу смекнула, куда он клонит, но уступать не хотела. Мама к тому времени домучивала второй питерский брак с Павлом Петровичем, ей было не до меня. Бабушка Света умерла, в ее квартире жили тетя Катя с Валеркой. Короче, ехать мне было некуда.
Наконец Эдуард потерял терпение и пошел ва-банк. Наверно, проблему можно было решить мирно, но Эдуард мирно не хотел, а я с детства была упертой и не терпела насилия. Возможно, со стороны это выглядело захватом лубяной избушки, который произвела бедная лисичка, но не забывайте, в этой квартире я прожила двадцать лет. Не говоря уже о том, что мы с Мишкой сделали из нее конфетку, насколько это возможно по отношению к двухкомнатной хрущобе-распашонке на первом этаже.
Эдуард понял, что выставить меня на улицу не удастся. Все ж таки я была в его квартире прописана. К счастью, он не относился к криминальной породе, иначе вряд ли бы я осталась в живых.
Размен представлялся делом безнадежным. Жили мы на Донской - одной из самых грязных и шумных улиц. С одной стороны окна выходили как раз на нее, а с другой - на бензозаправку. Но Эдуарда, видно, припекло, он подзанял деньжат и принялся за поиск вариантов. Для себя он хотел однокомнатную, я была согласна и на “малосемейку” - это такое общежитие со своим туалетом, душем и общей кухней.
Тут подоспела еще одна неприятность. Видимо, тот бумеранг, который я бросила своим адюльтером в Мишку, вернулся ко мне с целым букетом гадостей. Меня поперли с работы.
Когда я только туда пришла, все никак не могла понять, почему меня взяли. Но как выяснилось позже, директору станции просто приспичило устроить одного своего знакомого, полнейшего кретина с непроизносимой фамилией и бархатным голосом. Поскольку кретин не мог самостоятельно связать двух слов, должность поделили надвое. Я стала редактором, а он - диктором, который читал по бумажке сочиненные мною выпуски новостей. Та еще была работенка! Новости не нравились никому, и немудрено. В трехминутный выпуск надо было втиснуть пару рекламных роликов, билборд (типа “Выпуск новостей представляет магазин сантехнического оборудования “Ласточка”), курс валют со своим билбордом и “развлекушку” вроде конкурса на самый вонючий ботинок или мальчика, сожравшего рекордное количество гамбургеров. Что можно было сказать за оставшееся время, думаю, объяснять не надо.
Потом директора ушли, а с новым у нас любви не случилось. То он пытался перевести меня “по производственной необходимости” в офис-менеджеры, то пытался уволить по сокращению штатов. Как он сказал мне в конфиденциальной беседе, “ты для меня слишком интеллигентная. Я люблю тех, кто ругается матом”. Ругаться матом я вполне могу (“мне филолог, я можно”), но делать это для того, чтобы остаться на работе?!