— Простите, но здесь не принимают заказов, — вежливо сказал Аспирин.
— Ах ты сука!
Рука с растопыренными пальцами метнулась к воротнику Аспирина. В ту же секунду за спиной заказчика появился один из парней Вискаса, мгновение — и будка была пуста, только висел в воздухе запах перегара.
— Прости, — сказал Вискас, появляясь ниоткуда, как призрак. — Не успели его взять на подходе.
— Ничего, — Аспирин машинально поправил воротник.
— Так и повеяло старыми временами, — ностальгически вздохнул Вискас. — Пальцы веером, цепи, малиновые пиджаки… Тогда мы с ребятами… эх. Ты тогда был мал, не помнишь.
Аспирин невольно улыбнулся:
— Витя, как ты думаешь, сколько мне лет?
Вискас покачал головой:
— Молодо-зелено, сопляк ты еще… Радуешься, что Фому поперли?
— С чего бы? — удивился Аспирин. — Мы с ним были… ну, в общем, по-человечески. Я его подменял, он меня, ты же знаешь.
— Знаю, — Вискас рассеянно покивал. — Как дочка?
— Нормально.
Аспирин напрягся, ожидая продолжения разговора, но Вискас понимающе кивнул, хлопнул Аспирина по плечу и удалился в сторону барной стойки.
Остаток вечера прошел, что называется, чики-пики. Выстраивая трек за треком, сводя их и накладывая друг на друга, играя эффектами, будто жонглер тарелками, Аспирин вспомнил слова Алены о том, что настоящий композитор «консервирует» избранные моменты своей жизни и посылает их в пространство. Творческая личность как консервный завод, с ухмылкой подумал Аспирин, глядя на охваченный эйфорией танцпол. А я, значит, стою с консервным ножом и скармливаю вам весь этот «Вискас». Интересно, если бы я смог сейчас отправиться куда-то вместе с аппаратурой — вы сошли бы с площадки и потянулись за мной? Вереницей? Подергиваясь в такт?
Он тут же перестал об этом думать, потому что пара девчонок, близнецы, синхронно влезли на невысокую сцену и одинаковым движением сорвали топики с загорелых бюстов. Толпа взревела, раздались аплодисменты, девчонки танцевали, счастливые, Аспирин мельком взглянул на часы: не время ставить «медляк». Пусть еще поколбасятся.
Ему вдруг стало скверно. Молчание Ирины, разговор с Аленой, понимающий взгляд Вискаса — все эти мелкие придирки и замечания сложились, слепились в ядовитый блин, встали Аспирину поперек горла, и он только сейчас понял, что устал от жизни. Невыносимо устал. Смертельно.
Двигаясь, как муха в сиропе, он поставил «медляк». Дожить бы до утра. И не надо никакой «гусарской рулетки», хватит одной только усталости, упасть на пульт и замереть. И пусть кто-то другой решает все его проблемы…
— Аспирин?
Он повернул голову.