А для начала взять специалиста и создать вокруг него группу человек в сто. Из студентов там, начинающих коммерсантов-неудачников — из «обиженных», в общем. Но с условием только, чтобы в никаких партиях они не состояли, в религиозных сектах, в органах — тем более; чтобы были обыкновенные ребята, ты понимаешь? И сделать из них сотню послушных роботов, машин для совершения терактов. А потом остается только выбрать момент и послать их устраивать бойню на политический Олимп, в высшие эшелоны. Идеальный убийца: алиби ему не требуется, плана ухода не требуется, за спиной — незапятнанное прошлое. Выстрелил, тут же на месте откинул копыта, и ищи, кто да зачем. Обстановочку таким образом дестабилизировать, в Кремль влезть, и Вася — кот: можешь переходить к программе-максимум. Расставляй повсюду башни с психотронными генераторами, повелевай: диссидентов и сомневающихся не будет.
— Гладко излагаешь, — признал я. — Тебе бы романы сочинять. Многотомные.
— Не иронизируй, — Мишка нахмурился, посмотрел на меня с подозрением. — Если этих сволочей к власти допустить, всех нас коснется: тебя, меня, Елену твою, маму — всех. Да что там! Будем, как покорные бараны, строить очередное светлое будущее… Подумай только, представь: сыт будешь коркой хлеба и кружкой воды в день, пахать по двенадцать часов, из одежды — мешок брезентовый. И никаких сомнений, никаких неудовольствий по поводу — одно сплошное психотронное счастье.
— Уж какую-то ты очень беспросветную картину нарисовал.
— Так оно и будет. Пойми, я говорю совершенно серьезно. Да мы радоваться должны, что хоть успели вовремя их замысел раскопать. Нам теперь о себе забыть надо, свою жизнь на кон поставить, зубами землю грызть, но падаль эту к власти не пропустить.
Тут он был прав.
Потому у меня и не осталось возможности дать обратный ход, отступиться. Он был прав.
Кто-нибудь другой на моем месте, скорее всего, назвал бы его слова высокопарными, дурно отдающими стилистикой коммунистических позеров недавнего прошлого. Кто-нибудь другой, но не я, потому что на своей собственной шкуре попробовал уже, что это такое — падаль, рвущаяся к власти по трупам невинных жертв. И все, побывавшие ТАМ, выполнявшие бессмысленные приказы, убивавшие и сами падавшие замертво, раскинув руки, на горячие камни, порастерявшие ТАМ житейского цинизма, не увидят, думаю, позы в его словах.
И как всегда мысли об этом отбросили меня назад, на четыре года в прошлое, к тому парнишке, ПЕРВОМУ моему…
Это было под Аскераном. Мы остановились в небольшом поселке, у сельмага, думали купить какой-нибудь минералки: чертовская жара. Костя с Лехой вышли, я остался на БТРе, сняв каску и рискуя таким образом схватить солнечный удар, но уж очень неприятное ощущение возникает на стриженной макушке после многочасовых передислокаций в изнуряюще-знойный день.