Поцелуй вампира (Хауэлл) - страница 4

Эфрика торопливо усмирила низкий, дикий рык, который был готов вырваться из горла в ответ на оскорбление ее клана.

– Тратить на бесполезные наряды и драгоценности для неверных жен и проституток? Да я лучше выброшу деньги в море.

– Ты уже дней десять себе тут муженька подыскиваешь. Вот мы и решили, что сейчас одного получишь.

– Вы подбросили монетку, чтобы решить, кто из вас будет муженьком, не так ли?

– Нет, милашка, мы хотим подбросить тебя, а награда достанется тому, кто первый в тебя войдет, – Лаклан холодно улыбнулся, пытаясь притянуть ее к себе, – да, достанется тому, кто пустит тебе кровь, моя радость.

– О, вот как? – Эфрика согнула пальцы.

– Надеюсь, первым буду я.

Дженкин содрогнулся, когда она полоснула ногтями по лицу Лаклана: он помнил, как остры могут быть длинные изящные ногти женщины из клана Каллан. Лаклану повезло, что глаза остались целы. Дженкин даже заподозрил, что Эфрика смягчила свой удар и лишь чуть-чуть оцарапала кожу Лаклана, потому что крови было немного, да и кровяные бороздки на щеках выглядели неглубокими. Дженкин почувствовал, как старый голод шевельнулся в нем при запахе теплой свежей крови, смешанной с легким благоуханием цветов, но он приказал себе забыть об этом и сосредоточился на назревавшей внизу схватке.

Какой-то его части по-прежнему хотелось взреветь, немедленно остановить насилие, которое чинили над Эфрикой, но он продолжал сдерживаться. Будет лучше, если она справится с ними на свой лад. Эфрика была ловка, сильна и хитра. Возможно, этого хватит, чтобы вырваться из ловушки. Меньше всего ей нужно было привлекать к себе чрезмерное внимание, и ей хватало ума, чтобы это понять. Освободись она сейчас, никто об этом случае не узнает. Неудавшиеся насильники, конечно, болтать не будут. А если вмешается он, без разницы как, этот оскорбительный случай получит огласку. Не исключено даже, что парни попробуют использовать его нечаянное свидетельство, чтобы склонить Эфрику к свадьбе, которой она явно не хотела.

С чувственной ловкостью, впечатлившей Дженкина, Эфрика смогла уклониться от захвата обоих мужчин. Но вскоре стало ясно, что это ее не спасет. Для двух мужчин, погрязших в лени и потакавших себе во всевозможных пороках, Лаклан и Томас действовали поразительно быстро и умело. В душе Дженкина шевельнулось тревожное чувство, что эта жестокая игра была им знакома.

Раздумывая о том, как положить делу конец, сохранив большинство своих тайн и тайн Эфрики, Дженкин увидел, как удача покинула женщину. Гнев захлестывал его каждый раз, когда они гнались за ней, каждый раз, когда пресекали ее попытки бежать, каждый раз, когда дотрагивались до нее. С женщиной нельзя так обращаться. Он знал, что Эфрика была связана с его кланом через брак своей сестры, и это делало ситуацию не только преступлением, но и личным оскорблением. Дженкин не был уверен в причинах, но ясно осознавал, что дело в Эфрике: он так свирепеет именно оттого, что жертва – она.