Реакция громилы была молниеносной:
— Риц, Гаронна, натягивайте луки. Эй, дармоеды, просыпайтесь и бегом лазьте в доспехи! И меня одеть! Ури: свистни Гурку! Похоже рядом рой кшаргов… или не кшаргов. Смотри парень, если врешь, до полнолуния дохнуть будешь медленно, покуда не сгниешь!
Несмотря на закипевшие военные приготовления Макс почему-то наоборот успокоился. Подсознание подсказывало, что никакой опасности эти его новые «знакомые» не представляют. Главное, убедить их в том, что им незачем враждовать.
— Послушайте, сир, или как вас там! Развяжите меня в конце-концов! Не знаю кто вы, но причин для вражды между нами нет. Ни вам ни нам эта стычка не нужна. Неизвестно кто победит, но победителей окажется немного. Вы не сможете добраться до Фреоны с парой раненых ребят, а мы, если, конечно, победим мы, не сумеем выполнить здесь то, за чем нас сюда послали. Так к чему нам заниматься этими глупостями?
Рыжебородый оттолкнул кашеваров, завязывающих на нем застежки лат, и требовательно проревел:
— Ну так скажи-ка мне, раз ты такой дружелюбный и умный, какая чума понесла вас в эти четырежды проклятые края? Что это за дело у вас такое?
— Да ничего интересного. У нас на Фреоне народа много, а скота мало. Мы хотели найти здесь лошадей и коров.
— Скотокрады значит?
— Нет, мы не воры. У нас есть чем заплатить.
Заметив в глазах главаря палачей отблески возникших меркантильных мыслей, Макс поспешно добавил:
— Если вы думаете, что отнять у моих ребят деньги и товары это удачная мысль, то сразу прощайтесь с большей частью ваших людей. Без боя дело не обойдется, а чем закончится бой, я уже говорил.
Рыжебородый колебался недолго:
— Развяжите его, дармоеды. Надо поговорить почеловечески.
* * *
Жрал сир Бум как перед смертью или, как минимум, перед великим голодом. При этом он не обременял себя тратой времени на излишние гастрономические изыски: сухари жевал не размачивая, парочку лесных голубей слопал вместе с костями, комки гороховой каши черпал без ложки, вчерашней лепешкой. Решив, что каши на сегодня достаточно, он уложил на ту же лепешку копченого подлещика, откусил от этого подобия бутерброда половину, захрустел рыбьей головой и, выплевывая чешую, продолжил описывать окружающим историю своих злоключений:
— Ну, я спросонья разбираться долго не стал: велел повесить обоих на воротах, взял ее за левую сиську, и дальше захрапел. Мои дураки так и сделали. Даже кожу не догадались стащить перед этим. Ну один-то ладно, а вот второй оказался отъявленной скотиной, нелюдем. Нет, сдох-то он нормально, как все дохнут в петле: чуток подергался и обоссался под конец. Но вот незадача — отец его, оказывается, не совсем ему отец был.