— Вижу. Между прочим, это не наш смертный приговор, — заговорил Токарев, ознакомившись с содержанием бумаги, — а приказ о поддержке специального карательного отряда, который прибудет сюда на следующей неделе.
— Но-о-о!
— Вот тебе и “но”.
— Время есть, — успокоился Демьян. — Подготовимся честь честью. — И к Николаю: — А ребята, наши разведчики, как поживают? Как лейтенант живет-может?
— Киреев? Нет Киреева.
— В другую дивизию перевели?
— Убили!
— Ну-у-у? В разведке, что ли?
— В овраге у медсанбата кинжалом в спину. В тот день, когда он группу из Ключей привел. И не жалей ты его, Демьян! Сволочью оказался, шпионом.
— Что-о-о? Полегче выражайся. Лейтенант — не такой человек, — голос Демьяна был тверд. — Я это знаю.
— А как он в одиночку по фашистским тылам разгуливал? Забыл? Так вот. Во время тех прогулок он фашистам сведения передавал с глазу на глаз. В последнем поиске, из которого ты не вернулся, Киреев ребят в развалинах оставил и ушел к гитлеровцам на свидание. Известил о наступлении на Ключи.
— Эх, Коля, Коля, — перебил Федотов. — Ты мне веришь? Обманывал ли я тебя когда-нибудь?
— Ну, не обманывал, — ничего еще не понимая, подтвердил Николай. — Ну, верю.
— Так вот. Лейтенант Киреев, хоть и сухарем был, но о нас он заботился, от излишнего риска оберегал разведчиков. — И неожиданно спросил, хмурясь: — А о том, что немцы узнали о подготовке нашей дивизии к бою за станцию Ключи, кто тебе подробности преподнес?
— Перебежчик.
— Перебежчик? А он назвал Киреева?
— Нет. Но и так ясно.
— Вряд ли. Я, Коля, сам присутствовал при встрече кого-то из нашей дивизии с гитлеровским офицером. Я сидел под окном в саду. Весь ихний разговор прослушал от начала и до конца. Не сомневайся. Видел и слышал. Голос изменника запомнил. Что голос не Киреева, ручаюсь! Во веки веков не забуду! — Лицо Демьяна изменилось: глаза зажглись недобрым светом, брови сдвинулись, четче обозначились морщины по углам рта. Резко сорвал он с головы пилотку:
— Смотри!
Ни единого темного волоса не было в его некогда черных кудрях.
— Дема!
— Убить хотел, — с болью сказал он и, повинуясь привычке не омрачать своими горестями других, пошутил: — Да не знал, что у ленинградского токаря череп, что броневой колпак. История со мной произошла тогда лучше любого романа. Бывает же.
Тяжелораненый Демьян долго лежал в пыльном бурьяне. Под утро выпавшая роса заботливо освежила, омыла его воспаленное лицо, привела в чувство. Придерживая одной рукой разбитую голову, а другой опираясь на автомат, он добрался до развалин заводика. Товарищей уже не было. Да, признаться, он теперь и не надеялся их встретить.