Цыган хмыкнул:
— Везет нам. Ишь, какой корнище выдрали. Молодцы фазаны. Но вот только этот Козин…
Цыган боялся убивать русского. Но чтоб успокоить себя, решил:
— А, черт с ним. Не я буду в Козина стрелять, значит, не я буду убийцей…
Безродный продолжал лежать в той же застывшей позе, не смел пошевелить рукой. Боялся даже потянуться за револьвером. Невольно вспомнилась занемевшая спина Макара Булавина, его опущенные плечи. И, пересилив свой страх, с зыбкой надеждой, что померещилось, что за спиной никого нет, он резко повернулся и мгновенно понял: не будет спасенья. Над Безродным стоял во всей своей звериной красоте и силе Черный Дьявол. Судьба, предрешенная Цыганом. Гришкой-подкидышем. Безродный застонал, пополз на спине прочь от пса. Про все забыл: про револьвер и винтовку. Но Черный Дьявол не спешил, он будто наслаждался страхом своего врага, наслаждался его унижением.
— Шарик, Шарик! Прости, Шарик!
И казалось, что Шарик — Хунхуз — Буран — Черный Дьявол сейчас скажет: «Да хоть смерть-то прими по-людски». Дрогнули рыхлые губы Хунхуза — Черного Дьявола. Он прыгнул на грудь Безродному, вогнал клыки в горло…
Шум и визг, сходный с поросячьим, услышали корневщики. Вскочили с колен, насторожились. Федор было подался на крик, но его остановил Цун:
— Его нельзя туда ходи. Ламазе, тигра, мало мало чушка гоняй. Наша надо быстро копай и другой район ходи.
Корневщики поспешно докапывали находку. А горы голубели, горы нежились в мирной дремоте, и не было им дела до того, кто кого убил.
Цыган слышал шум и визг, но тоже подумал, что тигр задавил поросенка. Он ждал выстрела Безродного. А выстрела все не было и не было. Вот корневщики выкопали корни, сделали традиционные затески на кедре, чтобы люди знали, когда и где взяты корни, уложили их в лубодиры — коряные конверты — и заспешили в лагерь.
— Струсил Степан, бога мать! Дура, корни-то уходят, а он не стреляет.
Цыган поднялся из-за валежины и пошел к напарнику. Спины корневщиков мелькнули за деревьями и скрылись. Вышел к скале, тихо свистнул. В ответ услышал тревожный шепот листвы, мирный говорок ключа. Над головой крутился юркий поползень. Цыган полез на скалу. Снова свистнул. В ответ тоскливо и протяжно прокричала желна: пи-и-и-ить! пи-и-и-и-ить!
С клена упал на лицо Цыгана первый осенний листок. Цыган поймал его, размял в ладони, понюхал, от листка пахло осенью. Нехорошее предчувствие сперло дыхание. Цыган выбежал на скалу и едва не споткнулся о труп Безродного. Он отпрянул в сторону, вскрикнул, круто повернулся и, ломая чащу, продираясь через нее, бросился под гору. Запутался в лианах лимонника, ринулся к ключу, но сорвался с обрыва и рухнул грудью на острый еловый сук. Нашел еще силы вскочить, сделать шаг, другой и упал головой в воду. Успел увидеть рядом чьи-то лапы…