– - Какого жениха? -- тревожно спросила Феклуша.
– - Ну полноте! Я все знаю. Иван Андреич хотел жениться на вас и, верно бы, женился, если бы…
– - Я знаю, что все соседи говорят о нас! -- с подавленным вздохом прервала меня моя слушательница.
– - Если знаете, то вам надо быть как можно осторожнее. Не оставаться одной, вот как теперь я с вами.
Мои слова, кажется, произвели сильный эффект, потому что я слышал ускоренное дыхание Феклуши.
– - Может быть, вы уже были бы женой Ивана Андреича, а теперь приобрели в нем себе врага.
– - Я ему ничего не сделала! -- произнесла торопливо Феклуша.
– - Как ничего! Нет, вы много можете сделать вреда человеку. Вы настолько хороши собой, что даже порядочного человека можете заставить сделать низкий поступок. Сознайтесь,-- вы очень хорошо знаете всю силу вашей красоты?
Феклуша молчала. Я старался разглядеть ее лицо, но было слишком, темно; вдруг мне с чего-то показалось, что сдержанный смех вырвался из ее груди. Я обиделся, потому что рассчитывал на другое впечатление.
– - Говорите откровенно,-- не правда ли, вы рассчитывали меня завлечь, и вам удалось бы совершенно, если бы…
Я был прерван воплем, вырвавшимся из груди Феклуши, которая, закрыв лицо, вскочила и убежала от меня.
Я остался как дурак один, не зная, что мне делать. Вопль был так естествен… Но, может быть, это была досада, что я угадал и разрушил все планы и надежды ее? Я просидел долго на террасе, поджидая возвращения Феклуши, однако она не являлась, и я, недовольный своей ролью, побрел в назначенную для меня комнату. Через несколько минут явилась ко мне Федосья с двумя кружками; в одной был квас, в другой -- вода. Поставив их на стол, она не двигалась с места и глядела на меня так свирепо, что я с досадою ей сказал:
– - Мне больше ничего не надо.
Федосья, заминаясь, грубо пробормотала:
– - Барышня…
Я догадался, что передо мной стоит поверенная Феклуши.
– - Ну что твоя барышня?
– - Плачет! -- мрачно отвечала мне горничная.
– - Что же мне делать? Разве я могу идти утешать ее?
– - Да вы ее обидели! -- злобно и с упреком сказала Федосья.
– - Чем я ее обидел? Разве она тебе жаловалась?
– - Жаловаться? Мне? Нет, барышня отцу родному не скажет ничего! Чем она виновата! Приехали оттуда затем, чтоб смеяться тоже над нами. Ей-богу, грешно так обижать людей!
Федосья меня пристыдила, я покраснел и, как бы оправдываясь, сказал:
– - С чего же ты взяла? Я ничего не знаю о твоей барышне, и за что я могу ее обидеть?
– - Один каторжник скажет про нее худо! Вот что! -- грубо прервала меня Федосья и с грустью продолжала: -- А всяк норовит ее обидеть! Знаем мы все, ума-то своего не хватило у уткинского, и уши развесил, как баба какая, а разве на каждый роток накинешь платок.