— Меня, девоньки, Томой звать, — первой отсмеялась монументальная тетка в плаще из свиной кожи, делавшем её похожей на огромную черепаху. Ледяной ветер трепал над ее выпуклым лбом чёрные вьющиеся волосы — жидкие, с посечёнными концами. Волосенки удерживала по бокам головы лишь пара грошовых «невидимок», и они бились на ветру тётке в лицо, слепили её. Она терпеливо отводила их обветренной красной рукой с обломанными ногтями. Нос картошкой, одутловатые щеки. Она могла бы быть торговкой на рынке. Только глаза ее на простецком широком лице были хороши — те самые, «безнадёжные карие вишни», огромные и нежные.
— А я — Се-серафима, — отстукивая зубами, быстро сказала та, что была в зелёном пальто с капюшоном, и сама зеленоглазая. — Ну и холодрыга, уй!
Она была вся изящная и тоненькая. На точеных каблучках изящных сапожек из дешевого кожзаменителя. Достав из сумочки, которая умело притворялась дорогой, щегольски белоснежный носовой платочек, Серафима подала его третьей женщине. Та — заплаканная худющая блондинка — жалко шмыгнула носом, взяла платок и вяло назвала свое имя:
— Алла.
И они втроем повернулись к четвертой — маленькой, в детской куртешке.
— И-Ирина, — пролепетала та, вспыхивая всем своим рано увядшим личиком.
Наступила пауза. Хорошая тёплая пауза. И в ноябре, оказывается, бывают славные дни, пусть и с ветром, дождём и снегом.
— Ой! Сейчас окочурюсь от холода. П-п-пошли отсюда куда-нибудь, — предложила зеленоглазая Серафима, будто они были век знакомы, хотя ещё четверть часа назад даже не знали друг о друге. Просто две женские фигуры медленно брели навстречу друг другу, приближаясь к центру моста — его самому высокому месту, и ничего хорошего не могло из этого выйти…
* * *
Четверть часа назад ни одна из них не хотела больше жить. Под пролётами моста вода крутила водовороты медленно и мутно. Даже если не разобьёшься, упав с пятнадцатиметровой высоты, то лютой смерти в ледяной воде всё равно не избежать. А хотелось именно лютой. Как будто легкая смерть в собственной ванной не могла искупить внутреннего жгучего стыда за собственный крах. Именно это желание лютой смерти и увидела каждая из них в глазах другой.
«Пусть ещё чуть-чуть стемнеет. И заодно пройдет эта здоровенная тетка в дурацком пальто. И потом сразу я прыгну. Надо быстренько, чтобы тетка не оглянулась. А то ещё спать потом по ночам не будет, бедняга. Хорошо, что перила тут низкие. Просто лечь на них и перекатиться. И потом долго-долго лететь, как птица. А потом — наплевать, как будет потом!» — шла и думала Сима.