— А разве это все можно не любить? — искренне удивилась она.
— Не знаю… Наверно, можно. Как видишь, сейчас это не действует.
— Но я же все равно тебе нравлюсь! Я вижу! И давай забудем обо всем прочем…
— Думаешь, это легко?
— А к чему вспоминать в такую минуту?
— Но чего ты, собственно, хочешь?
— А ты не соображаешь?
— Догадываюсь. Но мне одно неясно: какую роль ты сейчас играешь? Ты же ведь баба деловая, зря ничего не делаешь. Зачем это тебе?
— А ни за чем. Просто так, — повела она полуоткрытым плечом, — по-честному… Ты мне тоже нравишься.
— С каких это пор я стал тебе нравиться? — пробормотал я.
— Немножко даже с самого начала… Но тогда я тебя не знала, думала, ты фрайер, порчак.[14] А ты, оказывается, наш!
— Да какой же я ваш? Какой ваш? Вот еще чепуха! Не смешивай, пожалуйста.
— Ты, конечно, не похож на других — и это-то меня и волнует! Что-то есть в тебе особое…
— Ни черта во мне нет, — сказал я, — и если я, как сазан, поначалу поймался на твой крючок, то я ничем не лучше всех других сазанов. Такой же был идиот… Но ты-то, ты-то! Ведь ты же красива… Неужто ты не понимаешь? Очень красива! И живи ты иначе — какая у тебя могла бы быть завидная судьба!
— Судьба у меня одна, — сказала она, неловко, прыгающими пальцами застегивая кофточку. — И другой не будет… Даже если бы я и хотела изменить ее — что я могу? Что я могу? Вот пришла к тебе, а ты меня гонишь.
— Да я не гоню…
— Но и не принимаешь по-настоящему, не хочешь меня. Не веришь! А я думала у тебя остаться…
— Эх, Клавка, Клавка, — сказал я, — все так сложно… Ну, как тебе верить? Ты же замешана в страшных делах. И что вообще творится в твоей душе, если она у тебя есть?..
Медленно, очень медленно Клава поднялась, оправила на себе одежду. Нежное, с высокими скулами лицо ее было полуопущено. Прелестный рот — плотно сжат. И у края губ обозначились две синеватые морщинки.
— Ну, я пойду, — прошептала она, — прощай.
И я посмотрел ей вслед с жалостью, с горечью, с безотчетной и щемящей тоской. Я чуть было не поддался порыву — позвать ее, остановить… Ведь какая женщина уходила! Но все же сдержался, переломил себя.
Нет, я все-таки не верил этой чалдонке и не хотел с ней связываться. Любой контакт с ней был по-настоящему опасен… Должен сказать, что за всю мою бурную жизнь мне почти не встречалась еще личность столь загадочная и хищная и с такой отчетливо выраженной уголовной психологией. И я, естественно, ожидал сейчас какого-то нового подвоха… Клавка была верной помощницей Ландыша; они работали на пару! И она, наверняка, приходила по его поручению. Ведь тогда, на малине, Ландыш дал мне сроку одну неделю, а с тех пор прошло уже две…