— Я не перебиваю. — Блеснула она улыбкой и для убедительности взяла его за руку.
— Я хотел, разумеется, рассказать что-то интересное, я теперь не буду!
— Милый, я пошутила, — она успокаивала его, как малого дитятею.
— Все равно не буду! — обиделся он.
Итальянец надраивал смычок.
— Меня зовут Джованни, — представится он. — Джованни Козеда… — И поклонился.
На вид ему было все пятьдесят. Но когда он улыбался и поводил плечами, то казалось, что под рубашкой скрыто молодое тело.
— Это который из Палермо? — с подвохом спросил Толстяк.
— Это, который из Техаса, — без запинки возразил итальянец.
Склоны на противоположной стороне долины были покрыты виноградником и выглядели вполне ухоженными.
И это тоже неправда, думал Он. Правда — это только я и Африканец. Он потрепал его за шею.
— Все равно макаронник, — проворчал Толстяк, — жалкий, болтливый макаронник…
Он был таким же недовольным и на помосте — корил судей за принципиальность, а приятелей за воздержание. Впрочем, пиво никому не возбранялось.
Вдали родился звук. Он бежал из расщелины гор и был знаком, как собственный голос.
Он давно не слышал этого звука. Вернее, он слышал его только, когда сам сидел за рулем.
— Я предпочитаю альт, — пояснил итальянец всем. — Просто альт…
Музыка его явно возбуждала.
— И бродить по горам?.. — засмеялся Толстяк.
На что он намекал?
Смычок в руках итальянца дрогнул. Он невольно бросил взгляд на Старуху.
Внизу на дорогу, у реки, выскочила машина с включенными фарами и помчалась, не снижая скорости, через мост. На мгновение пропала за деревьями над виноградниками и показалась дальше в облаках пыли. Через минуту она скрылась за изгибом мыса.
Наверное, Он удивился бы больше, если бы знал, как это сделано. У него было такое чувство, что Он предал самого себя и пса, предал только из-за этой женщины. Он едва не поднялся, чтобы подать знак псу и уйти вместе с ним. Мака с неподдельным возмущением посмотрела на него. Он решил подождать. Он так привык ко всяким нелогичным вещам, что перестал обращать на них внимание. Его даже не искушало любопытство, а только лишь желание найти ружье, и еще, пожалуй, Мака, или та, которая была Макой или стала Макой. Он еще не решил, как поступить, и главное, что делать. Возможно, в своей неопределенности Он походил на Африканца.
— Брось притворяться… — пьяно зашептал Толстяк ему на ухо. — Мы все ненастоящие…
Он бы развернулся. Он бы сбросил запанибратски опущенную руку на его плече. Но…
— Вы меня не помните? — спросила она, отвлекая его.
Она явно была сбита с толку его молчанием. Андреа в этот момент повернулся к Клопоффу.