Но света не было.
* * *
Клэр Осборн лежала без сна до рассвета, откинув пуховое одеяло и заложив руки за голову, и пыталась зацепиться за что-нибудь, зафиксировать взгляд на воображаемой точке, расположенной в шести футах перед ее носом. Ее мысли витали то вокруг вежливого, самонадеянного, беспощадного, мягкого, много пьющего и тонко чувствующего человека, с которым она провела этот вечер; то вокруг Алана Хардинджа, доктора Алана Хардинджа, преподавателя Лонсдейлского колледжа, Оксфорд, чья дочка Сара погибла под колесами грузовика, когда ехала на велосипеде в школу. Это случилось утром предыдущего дня.
После миссис Киджербери – старейшей кентской обитательницы, которая ходила на поденную работу, но по дряхлости была неспособна преуспеть в этом занятии, – мы нашли другое сокровище.
Чарлз Диккенс. «Дэвид Копперфилд»
С долгим выдохом «у-уф», последовавшим за стоном кожаного кресла «флоп», шеф полиции Стрейндж разместил свое большое "я" напротив главного инспектора Гарольда Джонсона. Подъем по лестнице явно не доставил ему удовольствия, поскольку шеф был не приспособлен к такого рода подвигам, но он обещал своей спортивной, заботливой жене, что будет использовать на работе любую возможность для тренировки. Главным препятствием этим упражнениям оставался тот факт, что он был слишком слаб как духом, так и телом для решительного исполнения подобных обещаний. Но не в это утро вторника, 30 июня 1992 года, за четыре дня до того, как Морс зарегистрировался в отеле «Залив»...
* * *
Главный констебль накануне возвратился из двухнедельного отпуска и первым делом просмотрел корреспонденцию, на которую его весьма компетентная секретарша была либо не в состоянии, либо не уполномочена отвечать. Среди поступившей почты уже около недели лежало письмо со стихотворением о «шведской деве» (или так думала секретарша). Письмо было вложено в дешевый коричневый конверт, адресованный (она почти точно помнила) «Главному констеблю Смиту» (?), но конверт выбросили – извините! – и на полке остался только листок со стихотворением, напрасно расточая свой аромат в пустынном офисе – до понедельника, 29-го числа.
Главный констебль не был склонен обвинять свою помощницу в чем-либо: пять строф полузабытого поэта по имени Остин вряд ли можно было счесть хорошим обоснованием для объявления общенациональной тревоги, не так ли? Вместе с тем "дочь Швеции" в первой строчке в сочетании с "девой" в предпоследней прозвучали сигналом для него, и он позвонил Стрейнджу, который напомнил ему, что занимался расследованием на первой стадии дела главный инспектор Джонсон.