— Отца хочу повидать, — ответил я.
— А! — протянул мой спутник. И мы опять замолчали.
Мы спускались по косогору. Ослики трусили, звонко цокая копытами по камням. Веки сонно слипались, тяжелея от августовской жары.
— То-то он вам обрадуется, ваш отец, — услышал я вновь голос человека, шагавшего рядом со мной. — Пир задаст в честь вашего приезда. А то сюда сколько уж лет никто носа не кажет. Да хоть бы и не сын вы ему, — добавил мой спутник чуть погодя, — все равно он будет доволен.
Долина лежала внизу, подернутая солнечным маревом, как прозрачное озеро — пеленой жемчужного пара; едва угадываемая, сквозь дымку темнела полоса горизонта. Над нею зыбился в воздухе неровный контур горной гряды. А там, за горной грядою, сияла даль, распахнутая в беспредельность.
— А каков он из себя, ваш отец, если не секрет?
— Я его никогда не видал, — ответил я. — Знаю только, что его зовут Педро Парамо.
— А! Так-так. Ясно.
— Мне сказали, его зовут Педро Парамо.
— А-а! — неопределенно протянул погонщик осликов.
Я повстречал его на перекрестке дорог, в Лос-Энкуэнтрос, где поджидал попутчика в сторону Комалы.
— Вы куда? — осведомился я у погонщика.
— В долину, сеньор.
— Знаете вы такое местечко — Комала?
— Мне как раз туда и надо.
Я двинулся следом за ним. Я шел сзади, стараясь приноровиться к его размашистому шагу, и не поспевал. Потом, будто только сейчас заметив, что я почти бегу, он пошел тише. Мы зашагали рядом, нога в ногу, почти плечом к плечу.
— Я тоже сын Педро Парамо, — сообщил он мне. В пустынном небе над нашими головами пролетела с громким карканьем стая воронья.
Мы преодолели гряду холмов и начали спуск в долину. Знойный воздух остался наверху, у нас за спиной, а мы с каждым шагом все глубже погружались в раскаленный зной, раскаленный сам по себе, уже без капли воздуха. Все вокруг было сковано оцепенением, будто ожидало чего-то.
— Жарко же у вас тут, — заметил я.
— Разве это жарко, — возразил мой спутник. — Вот погодите, спустимся в Комалу, то ли еще будет. Там жара так уж жара, точно в самое нутро земли угодил, в самое пекло. Из Комалы, если кого после смерти в преисподнюю угораздит, так он, скажу вам, назад за одеялом прибежит, холодно покажется.
— Стало быть, вы знаете Педро Парамо? — спросил я его.
Я бы не осмелился задать этот вопрос, но в глазах попутчика мне почудилась искорка сочувствия.
— Что он за человек? — уточнил я.
— Хуже бешеной собаки, — ответил погонщик.
И он безо всякой видимой нужды вытянул осликов кнутом, хоть они уже и так бежали впереди нас, подгоняемые уклоном дороги.