Сеня нагнулся и осторожно сорвал травинку. Усыпанная мелкими капельками росы, она сверкала, как дорогая брошка. Он положил ее в рот и стал жевать. От легкой горечи еще больше захотелось есть.
Находятся же люди, у которых столько еды, что они отдают ее за вещи. Сене еще никогда не приходилось бывать на рынке, и он не знал, что это за люди. Ася отзывалась о них с презрением и ненавистью. Сеня тоже ненавидел их и думал, что все они так же уродливы, как, например, Кузька Конский. Нормальные люди работают, голодают, но все свои силы отдают для победы над врагом.
Он проглотил травинку. Тошнота усилилась, но озноб прошел, наверное, оттого, что начало как следует пригревать солнышко.
Он встал и пошел, неуверенно переставляя ноги и радуясь тому, что может идти сам, ни за что не держась. Бледная тонкая кожа обтянула скулы, и он шел, улыбаясь, похожий на маленького старичка.
Его радовало умение ходить и что этому не надо учиться, а только вспоминать свое прежнее умение, что значительно проще, чем заучивать еще неизвестное. Так же, как в музыке, когда захочется сыграть что-нибудь давнее, забытое, сначала пальцы спотыкаются на прохладных клавишах, а потом все припомнится, придет уверенность и сила.
Он шел, как вспоминал забытую музыку. И уже почти достиг конца квартала, но тут из-за угла на него налетела Ася. Размахивая своей клеенчатой кошелкой, она бросилась к нему:
— Ты зачем это, зачем?
— Иду, Ася! Смотри.
Она посмотрела на него и тоже сначала вроде бы улыбнулась, а потом лицо ее сморщилось, будто у нее заболели зубы, и она заплакала.
— С чего это ты? — удивился Сеня. Впервые он видел, что Ася плачет.
Сгоняя кулаком слезы, она старалась улыбнуться, но ничего из этого не получалось. Все равно у нее лились слезы, и она все приговаривала:
— Дура я, такая я дура…
— Это ты что? Меня жалеешь?
— Ты, когда смеешься, на старичка похож. Дома-то не так заметно.
— Наплевать. Главное — я пошел.
— Тебе бы еды сейчас побольше. Вот я хлеба принесла, целую буханку, и сало, смотри, какой шматок. Очень удачно выменяла. Баба одна нашлась, она сразу туфли взяла и, дура такая, сразу надела и пошла по грязи. Я ее знаю. Бабу эту. Барыга вечная. Нет, ты подумай, в лакированных по грязи!
— Не будем переживать, — сказал Сеня, глотая слюну. — Будем есть сало.
— Только нам и дела, что о вещах тужить, — рассудительно отозвалась Ася. Поддерживая Сеню, она вела его к дому и, всхлипывая, уговаривала: — Тебе теперь на все наплевать, только бы поправиться. А ты далеко от дома-то не уходи все-таки.
Сеня обещал, но на другой день он решил, что с него хватит этого добровольного заточения. Как только Ася ушла в школу, он тут же и решил отправиться в свое первое дальнее путешествие.