У него были и другие вопросы, но он уже давно разучился спрашивать, Ибо вопросы, не считая очевидных или таких, ответ на которые содержался в священных книгах и известен жрецам, только сердили людей. На него начинали кричать, могли даже ударить, хотя детей редко подвергали побоям, и Чимал очень скоро понял: это происходит потому, что они сами не знают ответа. И тогда он стал пытаться получить ответ собственными путями – как сейчас, с этими грифами,
Это беспокоило его, потому что, хотя о грифах было известно многое, оставалось еще, о чем не было известно – вернее, об этом даже не думали. Грифы питаются падалью, это знает каждый, и он сам видел, как эти птицы рвали останки грызунов и других птиц, Они устраивали свои гнезда в песке, откладывали там яйца и растили своих птенцов. Это все, что они делали. Больше о них никто ничего не знал.
Но была еще одна причина, почему они все время кружат над одним и тем же местом на скале. Он сердился на свое незнание и на тех людей, которые не желали помочь ему узнать или не желали его слушать, и гнев этот не был стерт недавними побоями. Он не мог спать, не мог даже сидеть. Он встал, невидимый в темноте, и постоял, сжимая и разжимая кулаки. Потом, повинуясь инстинкту, он двинулся прочь от дома, мимо спящих домов деревни Квилап. Пусть люди не ходят по ночам, это не табу, просто нечто такое, чего не делают. Его это нисколько не беспокоило, он чувствовал в себе полную уверенность. На краю пустыни он остановился, посмотрел на темный барьер скал и вздрогнул. Следует ли ему идти туда сейчас и попробовать взобраться? Осмелится ли он сделать ночью то, что ему было запрещено делать днем? Его ноги сами ответили на этот вопрос, понеся его вперед. Это должно быть достаточно легким делом, потому что он отметил трещину, которая, казалось, шла по уступу почти у того места, над которым вились грифы. Москит больно укусил его в ногу, когда он свернул с тропы и начал пробираться среди зарослей кактусов. Когда он достиг поля с растениями маги, идти стало легче, и он пошел прямо среди ровных рядов и шел так, пока не достиг основания утеса,
Лишь очутившись здесь, он осознал, насколько он испуган. Он внимательно огляделся, но никого не было видно. За ним явно не следили. Ночной воздух холодил его ноги, и он вздрогнул; его руки и спина все еще болели. Если его увидят взбирающимся на скалу теперь, его ожидают куда худшие беды, чем битье кнутом. Он вздрогнул сильнее, обхватил себя руками и устыдился своей слабости. Быстро, раньше, чем сомнения успеют закопошиться в нем с новой силой и заставят повернуть назад, он принялся шарить по камню, пока не нащупал горизонтальную трещину, а нащупав, полез вверх.