Чей-то кулак обрушился на его затылок. Он рухнул лицом в пол. На него посыпался град ударов, его били кулаками и пинали ногами. Итан, как мог, пытался удержаться на грани сознания. Ведь он должен был объясниться в свою защиту.
Он смутно слышал, как подлая стерва убеждала своего мужа не передавать дело в суд, ибо огласка вызовет скандал и пострадает их репутация, их положение в обществе… мол, другие, столь же могущественные мужья разобрались бы с этим сами.
Итан знал, что в этой обособленной части страны владетельные лорды в своих вотчинах в угоду себе устанавливали законы, которые проводили в жизнь их приспешники, охочие до темных дел. И они ненавидели заезжих, особенно чужеземцев.
Записка, его «палочка-выручалочка», покоилась в кармане сюртука менее чем в полуметре от него. Итан попытался заговорить, но лишь издал болезненный стон. Попытка дотянуться до сюртука была пресечена ударом в грудь чьей-то обутой в сапог ноги.
С трудом, разлепив глаза, Итан разглядел истерически рыдающую Сильвию, которая, похоже, уверилась в собственной лжи.
— Без тебя и Браймера я оказалась совершенно беззащитной.
Рогоносец утешал ее, укутывая в свое пальто.
— Я ни за что не оставил бы тебя одну…
— Этот злодей оказался в доме наедине со мной, с Мэдди! — добавила она многозначительно. Кто бы ни была Мэдди, одно упоминание ее в этом контексте вызвало гневную реакцию хозяина, который, переведя злобный взгляд на Итана, уверил жену, что они сами все уладят, и никто не должен знать о происшедшем. Они позаботятся о том, чтобы этот шотландский ублюдок впредь никогда в жизни не смог никого изнасиловать.
Итана охватил настоящий, липкий страх. «Кастрируют». Тело Итана покрылось холодным потом. Они собирались пустить в ход нож.
Старый хозяин немного помедлил, затем кивнул:
— Браймер, оттащи его на задний двор. Проследи, чтобы все было сделано.
Браймером оказался светловолосый гигант с убийственным взглядом.
— С удовольствием.
Он поднял Итана и нанес ему удар в челюсть, от которого тот потерял сознание.
Очнулся Итан из-за жгучей боли от впившихся в запястья веревок. Острая, до ломоты в костях, боль распространялась от плеч до судорожно скрюченных пальцев. Он попытался открыть глаза, но едва разлепил одно заплывшее веко и увидел, что вздернут на обрешетине стойла в конюшне. Рот был, заткнут пропитавшимся кровью кляпом.
Итан увидел высокого дородного человека, присевшего на край стула, который, казалось, вот-вот развалится под его весом. Он нервно дергал мясистой ногой и виновато поглядывал на Итана. Он знал, знал, что Итан ни при чем. Конечно, ведь та женщина и прежде проделывала такие штучки. Итан задергался и промычал что-то в попытке сказать мужчине о записке.