Наступила долгая пауза: то ли этот тип соображал, что делать дальше, то ли ждал инструкций от своих хозяев.
— Да, ты умный мальчик, — промолвил он наконец. — Очень жаль, что тебе разонравилась наша школа. Искренне жаль.
— Мне она совсем не разонравилась! — возразил я. — Я готов и дальше учиться, если вы примете три моих условия. Условие номер один: я хочу остаться человеком. Номер два: по первому моему требованию вы вернете меня домой. Номер три: обижайтесь не обижайтесь, но мою маму вы должны оставить в покое.
— Но и ты должен выполнить одно условие, — сказал мой собеседник. — О содержании нашего договора ты никому не сообщаешь. Никому. Видишь ли, мы затратили на вашу интеграцию слишком много энергии и не можем допустить, чтобы вы разлетелись.
Ах, вот как они это между собой называют. "Интеграция".
— К сожалению, это условие невыполнимо, — твердо ответил я. — Ребята будут знать о нашем разговоре, и я лично приложу все усилия, чтобы они, как и я, категорически отказались от этой вашей, как вы сказали, интеграции. Да, чуть не забыл. Лена Кныш нуждается в лечении, ее надо срочно отправить домой.
— Леночка? — переспросил мой собеседник. — Но ведь это же наша лучшая ученица, гордость школы. Чем же, по-твоему, она заболела?
— Она психически больна. И это вы искалечили девочку, уважаемые.
— Голословно.
— Если бы так. Несколько минут назад она предприняла попытку меня убить.
— Леночка? Ни за что не поверю.
— Во всяком случае, она пыталась выклевать мне глаза.
— Продвинутая девочка… — растроганно пробасил мой собеседник.
Это меня обозлило.
— Ну, разумеется, для вас это успех интеграции, но я смотрю на происшедшее иначе.
— И что вы предлагаете? — осведомился Егор-Горыныч, перейдя на вы.
Как будто попытка выклевать мне глаза как-то меня возвысила.
— Прежде объясните, зачем вам всё это нужно, — сказал я.
— А потом?
— А потом будем вместе думать, что делать дальше.
— Вместе? Думать? — В словах моего собеседника прозвучала высокомерная нотка.
— Именно вместе, — не поддаваясь на провокацию, твердо ответил я.
— Да, но о чем?
— Я уже сказал: вместе думать о том, что делать дальше.
— Зачем вам себя утруждать? У нас нет запасных вариантов. Мы знаем, что делать дальше, и будем это делать.
— Нет, не будете, если мы этого не захотим.
Лже-Егоров долго молчал.
— У вас, у людей, легкомысленное отношение к птицам, — сказал он наконец. — Если бы мы были пресмыкающимися, вы разговаривали бы сейчас со мной совсем иначе.
— Возможно, но я в этом не виноват.
— В чем не виноват?
— В том, что вы не пресмыкающееся.
— Шутка? — осведомился мой собеседник.