В чуме похолодало. В печке догорали последние угольки. Дарья подбросила еще несколько поленьев и, не закрывая дверцы, присела подле.
Как любой таежник, она любила смотреть на живой огонь, общаться с ним, ценить его тепло и уют. С малых лет ей казалось, что он на самом деле живой, как и все вокруг. У него есть душа, настроение… Если с ним по хорошему, то и он к тебе с добром. Дарья была уверена, что огонь умеет читать мысли, понимает ее, умеет слушать, поскольку после общения с ним, на душе всегда светлело, становилось тепло и спокойно. А еще он умеет ласкать, быстро сушить слезы, заражать подвижностью, озорством и дарить радость.
С детства Дарья могла быстро и ловко управляться с огнем, разводить его в любую погоду при наличии камешков кремния и уж тем более спичек. Она никогда не гасила огонь, всегда давала ему умереть своей смертью, от старости. Не могла видеть, как кто-нибудь бросает в огонь кости или мусор, заливает его водой или топчет ногами.
Дрова разгорелись. По овальной стене чума, запрыгали желто-красные зайчики. Стало немного спокойнее.
Она закрыла дверцу, опустила полог теперь женского места и опять улеглась рядом с девочкой. Дарья долго прислушивалась к ее дыханию, к сонной возне собак за меховой стеной чума, прикинула, сколько осталось времени до рассвета. Спать не хотелось. Все же что-то было не так в эту ночь. Огонь так до конца и не растопил тревогу.
Дарья попробовала заставить себя думать о завтрашнем дне. Она начала было прикидывать, из чего сошьет Полинке маленькую сахи и кисочки. Попыталась представить, как будет примерять новую одежду на теперь уже свою дочь. С тем и уснула.
Мысли Егора, его сознание, все в нем рвалось на две части. В голове была невероятная путаница. Ноги несли вперед к прииску, где умирала его маленькая Машенька, самый родной и близкий человек на Свете. Душа гнала и гнала его вперед по варге, а трезвеющее сознание заворачивало обратно к стойбищу, где он оставил своих кровиночек. Он измучился сомнениями, ничего не чувствовал и не видел перед собой.
Одно было понятно и прочно засело во всей этой головной возне – обреченность. Егор прекрасно понимал, что и его дни сочтены.
Когда он шел к вогулам, была одна единственная цель – дойти и отдать девочек в надежные руки. Теперь, когда дочери будто бы вне опасности, когда их охотно приняли эти добрые люди, стали появляться и расти снежным комом сомнения: А вдруг люди окажутся не такими уж и надежными!? Какое образование они могут дать!? Хватит ли того, что он оставил для них!? А покажут ли девочкам карточки их родной матери, когда они вырастут?! А если их в вогулок превратят!? Вырастут и будут бродить по тайге, охотиться и пасти оленей!? Одна за другой носились, горячили и без того раскаленную голову мысли.